— Следственный пристав Архипов, — представился Захар Борисович, подходя и бросая взгляд на мертвое тело, лежавшее у решетки ограды. На кресте он прочитал: «р. Б. Сандунов С. Н. верный служитель Мельпомены. 1756–1820».
— Это который Сандунов? — спросил он у смотрителя.
— Сила Николаевич, — ответил тот с готовностью. — Известно какой, актёр! И они же построили бани. Сандуновские.
Архипов кивнул. Забавно, что актёр Сандунов остался в истории благодаря служению вовсе не Мельпомене, а Гигиене.
Настоятель повернулся к послушнику:
— А где Иван Федорович? Где Скопин?
— Так ведь вы следователя велели звать, — ответил тот испуганно.
— Ну да, следователя. А ты кого привел?
— Следователя, — послушник указал на Архипова. — Из части, как велели.
Захара Борисовича этот разговор покоробил.
— Ваше высокопреподобие, — сказал он. — Вы можете меня не знать, поскольку я назначен недавно. Но заверяю вас, тут нет никакой ошибки. Я следственный пристав Сущевской части. И я уполномочен расследовать все преступления на ее территории.
— Хорошо, — с сомнением кивнул настоятель, а потом повернулся к высокому монаху. — Силантий, ты все же сбегай, позови Ивана Федоровича.
— Зачем же вам еще и Иван Федорович? — с досадой спросил Архипов, до сих пор переживавший из-за того, что Скопин не дал ему повернуть дело об избиении Маши так, как он хотел.
Высокий монах быстро пошел в сторону ворот. Протоиерей проводил его взглядом, а потом повернулся к молодому приставу:
— Не обижайтесь. Вас я не знаю, а в Иване Федоровиче уверен. Дело-то серьезное. Убийство под стенами обители. Ведь не в трактире, не в лесу, а рядом с божьим местом! Я уж не говорю, что послушницы волнуются.
Архипов поджал губы, но решил не спорить, а быстрее взяться за расследование, чтобы к приходу ненавистного Скопина уже иметь полное представление о произошедшем здесь убийстве.
— Прошу отойти на два шага назад, — сказал он твердо и наклонился над телом.
— Зарезали? — спросил настоятель, не двигаясь с места.
— Это скажет специалист, — сухо бросил Архипов, хотя и так было понятно — лежавшего на земле бритого мужчину именно что зарезали. Удар был нанесен точно между ребер, рана была широкая, крови натекло много.
Захар Борисович принял самый строгий вид, надеясь, что присутствующие не замечают его волнения. Это было первое убийство, которое ему приходилось расследовать — до того он выезжал на места преступлений только в Петербурге, сопровождая следователей столичного Сыскного отдела.
Для начала Архипов аккуратно обшарил карманы убитого, нашел нож, пару монет и вид на жительство, выписанный на имя московского мещанина Надеждина Николая Петрова, проживающего в Четвертом проезде Марьиной Рощи, в доме номер пять. Бумага была потрепанной, сложенной в четыре раза. Порванная на одном из сгибов почти до середины. Вот уж несказанно повезло!
— Нехорошо, что вы стояли так близко к телу, — сказал Архипов, поднимаясь и пряча бумагу в карман пальто. — Боюсь, уничтожили все следы. Попрошу каждого из вас приподнять ногу, чтобы я мог измерить ваши подошвы.
— Зачем? — спросил настоятель. — Это лишнее.
— Ваше высокопреподобие, — напрягся Архипов. — Я веду следствие и прошу выполнять мои указания. — Но почувствовав, что перебрал с приказным тоном, он объяснил: — Я должен вычленить след преступника на земле. Чтобы не перепутать его с вашими следами, я должен измерить подошвы.
Протоиерей поморщился, но подозвал к себе послушника и, опершись на его плечо, приподнял ногу. Архипов вынул из кармана складной метр, потом нагнулся и проверил длину подошвы его ботинка. Такую же операцию он проделал с остальными. А потом, нагнувшись, начал осматривать след на тропинке.
— Обронили что-нибудь, господин пристав? — услышал он голос Скопина.
— Не мешайте, я работаю, — ответил Захар Борисович, не разгибаясь. Он надеялся, что судебный следователь не станет подшучивать над его неопытностью.
— Да что вы! — сказал Скопин. — Мы тут с Павлом Семеновичем постоим, полюбуемся новыми методами. Здравствуйте, Никита Никитич! Благословите.
Протоиерей подал руку для целования, потом сделал крестное знамение над головой Скопина.
— А вы что же не подходите для благословения? — спросил он у доктора Зиновьева. — Или вы из латинян?
— Я, ваше высокопреподобие, из морга, — ответил доктор Зиновьев, почесывая свою короткую кудрявую и черную, как вороново крыло, бороду. — Мы там помогаем покойникам предстать перед апостолом Петром в самом облегченном, так сказать, виде.