В новой обработке и с английским текстом песни в одночасье стали хитами в США и возглавили все чарты. Рик радостно потирал руки. Вслед за синглами они выпустили и второй альбом. Пару композиций с него Рик сумел пропихнуть в Голливуд в качестве саундтреков к весьма перспективным фильмам в надежде, что Грэмми и Оскар не обойдут новых звезд своим вниманием.
И уже к концу 92го из маленькой квартирки на окраине города Илья с Глебом перебрались поближе к центру, сняли каждый по отдельному жилью в непосредственной близости друг от друга и взялись за работу еще активнее. У Ильи тоже было много музыкальных идей и наработок, которые в рамках Наутилуса реализовать он не мог. Теперь же они шли в авангарде перемен, выступали законодателями мод в области звука. И теперь страх того, что однажды он проснется утром в своей старой московской съемной квартире и в старом теле одолевал Глеба все сильнее.
Изредка звонила мама. Вадим не звонил вообще. Новости о нем Глеб узнавал окольными путями: с Бутусовым они не сработались. Выпустили один совместный альбом, который не взлетел, да и разбежались. Наутилус тоже переживал сейчас тяжелые времена: после ухода Ильи у них ничего не клеилось, и хоть Слава продолжал писать музыку, тексты его вызывали отторжение у публики, да и в целом концепция группы резко изменилась, и из гонки за место в первом эшелоне русского рока Наутилус безнадежно выбыл.
Впрочем, Агата в эту гонку не вписалась с самого начала. Они играли все больше по клубам. С горем пополам выпустили альбом без единого хита. Конечно, поклонники нашлись и у них, но Вадику с Сашей было тяжело. Котов ушел, получив более выгодное предложение, и на его место взяли очередного безвестного сессионщика.
Тем временем Глеба с Ильей номинировали на Грэмми за саундтрек к одному из выстреливших фильмов. А затем и на Оскар. Деньги потекли к ним рекой. Они много и плотно гастролировали по США, начали постепенно выбираться и в Европу. А в своей родной стране и вовсе обрели почти божественный статус. Кое-кто из бывших коллег правда нет-нет да и отпускал укол в адрес двух «предателей дела рока», перекинувшихся на электронщину, но их тут же обвиняли в черной зависти и затыкали им рты.
В середине 93-го – уже с Грэмми и Оскаром на руках – они дали первый с момента отъезда в США концерт на Родине.
Это событие долго готовилось. Реклама висела по всей Москве. Организаторы арендовали Лужники. Билеты разлетались с немыслимой скоростью, подумывали даже дать два концерта – два дня подряд.
Глеб с Ильей прибыли на отладку звука за пару дней до концерта. Прогулялись по Москве, поняли, что от многого отвыкли, что не хотели бы вернуться сюда и вновь работать здесь.
В день концерта в гримерку проскользнул их менеджер – весь красный и запыхавшийся.
- Насилу отбился! Там к вам несколько человек с боем пытаются прорваться. Пришлось охрану ставить. Кажется, кто-то из ваших бывших коллег.
Илья насторожился:
- Они представились?
- Да, попросили даже вам имена передать. Вя-чес-лав Бу-ту-сов, - по слогам прочел менеджер, - и Ва-дим Са-мой-лов. Фамилия такая же, как у Глеба. Заявил, что он твой родной брат. Да только мало ли чего наплетут эти сумасшедшие фаны!
- Пусти, - нахмурился Илья. – Мы знаем их.
- Но… до концерта всего час!
- Пусти, кому говорят! Может, это наш единственный шанс увидеться со старыми знакомыми. Не поедем же мы в Свердловск!
Через пару минут на пороге гримерки и вправду оказались Слава с Вадимом – оба печальные и осунувшиеся. С восхищением осматривали помещение. Слава полез было обниматься с Ильей, но тот мягко отстранил его.
- Вы теперь большие звезды, - с некоторой обидой в голосе произнес Бутусов. – Не чета нам.
- Ты пришел давить на жалость? – даже Глебу послышалась в голосе Ильи ничем не оправданная жестокость.
- Нет, ну что ты, как я могу. Жизнь расставила все по своим местам, все справедливо, - с горечью и смирением добавил Слава.
Вадим молчал, почти не поднимал глаз, не смотрел на брата. Глеб так и не понял, зачем он так рвался в гримерку, о чем хотел поговорить. Он был совсем худым, под глазами пролегли багровые тени, волосы были коротко острижены. От былого жизнерадостного и энергичного Вадима не осталось ничего. Впрочем и Слава выглядел не лучше. Казалось, они оба хотели о чем-то попросить бывших коллег, но ни у одного не поворачивался язык. Еще пара ничего не значащих фраз, и оба покинули гримерку.
Лужники были битком, и организаторы пожалели, что не сделали второй концерт на следующий день. У дуэта Глеба и Кормильцева было в России множество фанатов – тем паче, что они были своими, родными, которые слишком быстро переросли уровень российского шоубизнеса.
Глеб вдруг осознал, как сильно он соскучился по таким крупным площадкам. Много лет вещая о том, как здорово выступать в клубах, Глеб прекрасно понимал, что лжет. Что тысяча человек лучше сотни, а десять тысяч – при любом раскладе лучше тысячи. И глаза тут уже неважны: раз они пришли на твой концерт, значит, они хотят видеть именно тебя.
Фан-зона неистовствовала: электронной музыкой в ту пору почти никто не занимался, а благодаря Рику синтезаторные мелодии стали задорными и запоминающимися. Пара часов концерта пролетели как пять минут.
Они решили задержаться в Москве еще хоть на несколько дней: встретиться со старыми знакомыми, обсудить возможность еще одного концерта: билетов в Лужники и так было продано едва ли не в полтора раза больше необходимого. Но уже на следующий день – прямо с утра – администратор сообщил Глебу, что его очень хотела бы видеть его мама. Глеб смутился: как-то глупо встречаться с матерью здесь при таких обстоятельствах в качестве мировой звезды.
Мама явно стеснялась – долго вытирала ноги о ковер в холле, комкая в руках старый цветастый платок, а в номере боялась и повернуться, чтобы не задеть белоснежные стены своим замызганным пальтецом. Глеб почувствовал внезапный укол совести, словно в нынешнем положении матери была и его вина. Он ведь даже не мог дать ей денег: у него была только валюта, ее надо было сначала обменять на рубли.
- Проходи, мам, - он поспешно убрал одежду с кресла, освобождая ей место. – Завтракать будешь? Мне сейчас прямо в номер еду привезут, я заказал.
- Да нет, сынок, какое там, - махнула мама рукой и покраснела, по-прежнему переминаясь с ноги на ногу у самого порога. – Я у Вадика чаю попила с утра.
- Ты у него остановилась? – нахмурился Глеб, это известие чем-то неприятно кольнуло его, словно было каким-то невнятным укором.
- Я у него теперь часто бываю, - пробормотала она. – Подумываю совсем в Москву перебираться. Реаниматологи тут тоже нужны, с работой проблем не будет.
- Молодец, правильно! – поддержал ее Глеб, просто чтобы хоть как-то отреагировать.
- Да я ради Вадика, - насупилась мама и все-таки прошла в номер, расстегивая пальто. – Плох он совсем…
- Что с ним? – Глеба укололо куда-то прямо в солнечное сплетение. Стало вдруг так страшно, словно он стоит над обрывом, а внизу плещется ледяная вода, застывая на морозе причудливыми прозрачными узорами. Инфаркт? Инсульт? Рак? – пронесся вихрь версий в его голове. Он тут же вспомнил, каким потерянным и худым Вад выглядел вчера. Как ни слова не сказал ему в гримерке…
- Я вот как раз пришла с тобой это обсудить. Хоть ты с ним поговори, повлияй на него как-нибудь.
Глеб помог матери раздеться, убрал пальто в шкаф и все-таки заставил ее сесть в кресло.
- Наркотиками он увлекся, - дрожащим голосом произнесла она и тут же принялась утирать слезы старым платком.
- А, - тут же с облегчением выдохнул Глеб, - ну это ничего страшного. Побалуется немного да слезет. Ну кто из рок-тусовки нынче не нюхал кокс. Даже я… - и он тут же осекся.