- Что вообще?! – взревел Глеб. – Няньку из меня сделать вздумали? Идите к черту! Я на это не подписывался! Хотите провернуть эту хрень – делайте, только меня в это не впутывайте! Говорите, нужен человек, кто поможет ему адаптироваться? Вот и возьмите эту роль на себя, а я ничего об этом знать не желаю! – и он хлопнул дверью прямо перед их носом и отправился назад в спальню досыпать.
За дверью некоторое время раздавалось какое-то шушуканье, которое, впрочем, вскоре стихло. И Глеб снова залез под одеяло – прямо в халатике.
Таня вернулась домой под вечер, долго копошилась в прихожей, потом скользнула в спальню, поцеловала Глеба и принялась искать свой домашний халатик.
- Ты чего ищешь? – не вынес непрекращающегося шума и ходьбы Глеб.
- Да халат вроде утром на стул бросила, а сейчас его тут нет. Ты его не видел?
Глеб вылез из-под одеяла, взъерошил волосы:
- В шкафу смотрела?
И, увидев его, Таня расхохоталась.
- Это у нас нынче ролевые игры такие? – и дернула шелковый поясок.
Халат распахнулся, обнажая волосатую грудь мужа. Глеб усмехнулся, почесал живот и сбросил халат.
- Кстати, тут какая-то записка в дверях была, - Таня бросила на постель клочок бумаги. – Кто-то приходил?
На вырванном из тетради листе было выведено карандашом:
«7 декабря, Санкт-Петербург, клуб Opera».
- О Господи! – простонал Глеб, порвал бумажку и швырнул клочки за диван.
Это должно было состояться через неделю. Да хоть прямо сейчас, ему плевать! У него сейчас небольшой перерыв в гастролях, он ляжет на диван и пролежит еще, не вставая, дней десять. И пусть эти два малолетних идиота творят что хотят. В конце концов, у Вадима есть жена, друзья. Вот они им и займутся. А Глеба это совершенно не волнует.
Он пошел в кухню, забросил в рот несколько холодных сосисок и вернулся на диван к планшету.
- Ты когда назад к Дамеру? – буркнул он Тане.
Той как раз недавно продлили визу, и вылетать в Висконсин она должна была через четыре дня. Четыре дня, которые Глеб провел в постели, изредка выползая к холодильнику, а затем снова проваливаясь в беспокойный сон без сновидений.
Когда за Таней захлопнулась дверь, Глеб отчего-то поднял взгляд на календарь: до концерта Вада в Питере оставалось 3 дня.
2 дня.
6 декабря Глеб бродил по квартире, ворча себе под нос:
- Почему меня это вообще должно волновать? Пошел он куда подальше! Ему эти пацаны прекрасную жизнь вздумали организовать! В прошлое его отправят, молодость вернут, а я должен заботиться о его молодой копии? Да с какой стати! Пусть сам учится жить в этом мире. Пусть сам знакомится со своей женой – не просто же так он тогда жопой ко мне ради нее повернулся. С СДК своим тоже пусть разбирается. Научится, не маленький чай! 26 лет все-таки, уже Агату создал! А если что-то пойдет не так, то и в психушку его упекут, не велика беда.
Не велика беда… В психушку…
Глеб в два прыжка добрался до дивана, схватил планшет и кинулся искать билеты на ближайший поезд до Питера. Нашелся только утренний Сапсан на следующий день. Он тут же купил билет на него. Потом полез за диван, достал давешние клочки, сел на пол и принялся составлять из них паззл, чтобы восстановить название клуба, но за прошедшую неделю на них неоднократно проливали то сок, то коньяк, буквы расплывались.
Глеб чертыхнулся, принялся ерошить волосы, полез на сайт Вадима. Клуб Opera, конечно же! Пробил на карте адрес. Полез в шкаф за одеждой.
Нужно одеться как-то поприличнее, а то юный брат совсем ошалеет. Неизвестно еще, как он на свой-то внешний вид отреагирует – седой, бородатый, с бритыми висками, в штанах этих дурацких… один выступает, без Агаты… Без Агаты!!! Глеб вскочил и помчался в ванную, принялся скрести щеки бритвой, избавляясь от многодневной редкой щетины. Потом полез в душ, долго тер себя самой грубой мочалкой, используя подряд все прибамбасы Тани – гель с ароматом клубники и шоколада, солевой скраб-пилинг, шампунь для объема волос, мыло для интимной гигиены… Глеб тщательно побрил даже лобок и промежность, и сам не зная зачем, просто повинуясь старому мальчишескому инстинкту. Постриг ногти на руках и на ногах, даже волоски из носа подергал.
Выполз из ванны, облачившись в махровый Танин халат, и вернулся к шкафу продолжать выбирать вещи поприличнее и почище. Откопал старые джинсы, которые не носил со времен Эпилога. Осознал, что не влезает в них как прежде. Поискал еще. Нашел джинсы пошире, которые он носил примерно в 2007 – он никогда не выбрасывал старые вещи, которые еще окончательно не разъехались по швам. Белые носки. Хотел было облачиться в старый эпиложный свитер с розовым принтом, но тот выглядел совсем уж заношенным. Отказался от этой затеи, натянул черную рубашку – ее как раз Таня только постирала. Побежал за утюгом, долго крутил колесико температурного режима, поставил, наконец, на среднее значение, принес из кухни кружку, принялся поливать их и отглаживать, так и не поняв толком, куда заливать воду.
Повесил отглаженную рубашку на вешалку, которую закрепил на люстре, джинсы с носками бросил на стуле. Полез в обувницу искать что-нибудь помимо гриндеров. Хорошо было бы откопать старые берцы, но в итоге пришлось остановиться на стареньких зимних ботинках.
Пуховик был чем-то заляпан, а ничего другого из теплых вещей у Глеба не было. Он достал из ящика комода щетку, намочил ее средством для мытья посуды и принялся отчаянно оттирать пятна. Кинулся искать шапку, так же оттирал от пятен и ее.
Когда все было готово – выбрано, отглажено и отчищено, на сон Глебу оставалось всего около пяти часов. И их он толком не спал. Просидел пару часов за компьютером, просматривая старые серии Хауса. Потом принялся одеваться – медленно, осматривая себя в зеркале, сетуя на живот и не желавшие укладываться седоватые уже кудри.
И вышел из дома за два часа до отхода Сапсана.
В Питер поезд пришел за пару часов до начала концерта. Глеб решил не спешить. Зашел в забегаловку, выпил чаю, погрелся, съел бургер, полазил в планшете, читая последние новости. Хлебнул из фляги коньяка, чтобы успокоить нервы. В приложении подыскал недорогую гостиницу недалеко от Московского вокзала. Забронировал номер на двоих и сразу внес предоплату.
К Опере он решил выдвигаться не раньше времени начала концерта – билета у него все равно не было, в зал его не пустят, придется скакать на улице по льду под мокрым снегом. В какой момент будет совершен перенос и будет ли вообще, Глеб не знал, но решил все же для верности прийти не позднее, чем к середине концерта, а то вдруг Вада успеют увезти в дурку до того, как Глеб перехватит его.
Когда он подошел к клубу, концерт давно начался. Раньше Глеб здесь никогда не выступал, пришлось обегать окрестности в поисках служебного выхода. Не нашел и остался стоять у главного входа – в некотором отдалении, чтобы не мозолить никому глаза.
Замерз он довольно быстро и пожалел, что не нацепил свитер поверх рубашки, а также забыл взять варежки. Курил сигарету за сигаретой, быстро опорожнил флягу. Прыгал по лужам и постоянно смотрел на часы. Обманули поди, пошутили, а сейчас ржут откуда-нибудь из-за угла и на видео снимают, чтобы завтра выложить на ютубе и раскрыть всей стране всю силу любви Глеба к старшему брату! Хотелось плюнуть и тут же уехать в гостиницу, купить билет на поезд да и вернуться в Москву. Но поздно, если они тут, то давно уже засняли его, а теперь беги не беги – только дураком себя выставишь.
Сигареты кончились, а попросить было не у кого – клуб располагался в промзоне, люди здесь практически и не появлялись. Судя по времени, концерт должен был уже близиться к своему завершению.
Глеб окончательно окоченел и решился-таки зайти в предбанник. Здесь было ненамного теплее, но хотя бы не дуло и не шел снег. Он прижал ухо к двери и, ему показалось, уловил какие-то звуки. Зажав второе ухо, он все же расслышал: Вадим пел песни с Эпилога. Значит, концерт и вправду заканчивался. Обманули юные придурки.
Вдруг Глеб замер: следующая песня показалась ему как-то неприятно знакомой – вроде бы и он ее написал, а вроде бы… Глеб сжал кулаки и изо всех сил впечатал ими в дверь. «Под огнем»! С какой радости брат вдруг взялся петь Матрицу?! Он уже совсем берега попутал?! Глебу хотелось выломать дверь ногой, растолкать публику, ворваться на сцену и засветить Ваду кулаком промеж глаз. В этот самый миг его наивысшей ярости музыка вдруг прекратилась, и по толпе побежал возбужденный шепот. Глеб замер, решив оставить размышления о коварности старшего брата на потом. Приложил ухо к двери: там по-прежнему раздавался гул толпы, но более ничего. И вдруг сквозь шум прорезался вопль Вадика: