- А, ну тогда ваш выбор ясен. В принципе, на вашем месте я бы тоже начал с малого. А то вдруг и правда парамнезия, а мы будем предпринимать такие радикальные действия… Света! Это к тебе, – позвал он жену.
Из комнаты выплыла невысокая дама явно старше своего мужа на несколько лет. В очках и довольно замызганной домашней одежде. Смущенно улыбнулась.
- Думаю, в такой ситуации сеансы необходимо проводить дома. Проходите, пожалуйста, - она указала ему на дверью в гостиную, - а я сейчас подойду, - и, переглянувшись с мужем, почти бегом направилась в спальню, вероятно, чтобы переодеться.
Вадим разулся и прошел в просторную комнату, явно предусмотренную для периодического приема пациентов – вот таких вот, как он, которым в больнице было не место. Опустился в стоявшее в углу кресло и принялся осматривать помещение. Обычная скромная квартира интеллигентов. Трешка, для двоих - более чем достаточно. Спальня, кабинет Паши для его бесконечных физических опытов, да гостиная, подходящая для работы Светланы. Идеально отстроенный быт простой советской семьи. Телевизора тут не наблюдалось, что для тех лет было некоторой странностью. Но разве таким людям было до телевизора? У них хватало забот и занятий и без этого.
Светлана появилась минут через десять – волосы были приглажены, домашняя одежда сменилась свитером и джинсами. Она села за стоявший тут же напротив кресла письменный стол, достала из верхнего ящика толстую тетрадь, что-то написала на первой странице и отложила ее в сторону.
- Ранее у психиатров наблюдались?
- Нет, - покачал головой Вадим. – По крайней мере, я этого не помню.
- Хорошо. Значит, даже если диагноз и имеется, вы его не знаете. Тогда я предлагаю самый простой способ установления истины. Но для этого мне необходимо будет получить ваше письменное согласие, - она извлекла из тетради небольшой листок и протянула его Вадиму.
- Гипноз? – прочел он и нахмурился.
- На данном этапе я пока не вижу другого менее безопасного способа постановки диагноза. Впечатление шизофреника вы не производите, это я вам как опытный психиатр говорю. Поэтому я подозреваю у вас скорее какую-то давнюю травму, которая выливается в ложные воспоминания. Если бы вы ее осознавали, вы бы не пришли сюда. Поэтому нам придется ковыряться в вашем прошлом, а лучше гипноза способа для этого не найти. Впрочем, если вы не согласны, мы можем просто поговорить. Психоанализ зачастую тоже неплохо помогает в таких случаях. Просто с гипнозом все будет значительно быстрее. Но если вы никуда не торопитесь…
- К черту церемонии, - перебил ее Вад и тут же оставил росчерк внизу переданной ему бумаги. – Начинайте, я согласен.
Светлана снова потянулась к ящикам, достала из глубин второго нечто, напоминающее одновременно метроном и песочные часы, хорошенько встряхнула это приспособление, перевернула его, нажала какой-то рычажок и поставила на стол прямо перед Вадимом. Крохотные темные песчинки посыпались вниз, маятник метронома медленно задвигался из стороны в сторону, отмеряя короткие временные промежутки равномерными ударами.
- Смотрите сюда, - постучала Светлана ногтем по стеклянной колбе, из которой темно-фиолетовый песок струйкой сбегал вниз. - Прислушивайтесь к ударам. Потом глаза можете закрыть.
- И все? – удивленно спросил Вадим, опуская веки и ощущая, как сознание его погружается в вязкую тягучую субстанцию. И ответа Светланы он уже не услышал.
Вадим откинулся на спинку кресла, руки его повисли на подлокотниках безвольными плетями. Светлана удовлетворенно хмыкнула и поправила очки.
- Ну что ж, пожалуй, начнем. Вадим, скажите мне, сколько вам сейчас лет?
- 55, - голос его звучал глухо, словно из-под земли.
Брови Светланы на мгновение взлетели вверх, она спустила очки на нос и наморщила лоб.
- Где и с кем вы живете?
- В Москве с моей супругой Юлей, - в голосе Вадима не прослеживалась ни единая эмоция, что свидетельствовало о полном погружении в гипнотический транс.
- Кто вы по профессии?
- Музыкант.
- Вы являетесь участником какой-либо группы?
- Являлся. Группа «Агата Кристи», но она распалась около 10 лет назад, сейчас выступаю один.
- Так, - протянула Светлана себе под нос. – На парамнезию не слишком похоже. Но, впрочем, продолжим. Итак, Вадим, оставим разговоры о настоящем и переместимся в прошлое. Допустим, год в 1990-й.
Губы Вадима тут же тронула счастливая улыбка, и он пробормотал едва слышно:
- Глебка…
- Расскажите мне, где вы сейчас. Что видите перед собой? Кто с вами рядом?
- Глебка… - снова повторил Вадим и заерзал на кресле. – Мы в гостинице, в одном номере на двоих. Кажется, ничего лучше они предложить нам не смогли, но мне и так хорошо. Кровать двуспальная, Глеба это немного беспокоит, совсем чуть-чуть. Меня не беспокоит совсем…
- Почему? – насторожилась Светлана.
- Так я могу быть ближе к нему… без страха быть раскрытым… - и ладонь Вадима легла на бедро и принялась медленно его оглаживать.
- В каком смысле? – Светлана начала понимать, что вторглась на территорию, о существовании которой ей лучше бы не знать, но остановиться уже просто не могла.
- Он…он так прекрасен, мой маленький Глебка… когда я обнимаю его за шею, стараясь коснуться оголенной кожи, то мечтаю, чтобы и он хоть на миг ощутил нечто похожее, а не одну лишь суровую необходимость со смирением принимать объятия старшего брата… Чтобы однажды он обернулся ко мне, и в его взгляде я прочел бы согласие…
- Согласие на что? – уже почти равнодушно отчеканила Светлана.
- Быть со мной. Быть моим. Во всех смыслах…
- Хм. И давно это вас мучает? – постучала она карандашом по поверхности стола.
- Лет с 20, когда он вытянулся и перестал выглядеть как ребенок…
- Тогда давайте сдвинемся во времени назад к 1984 году. Итак, вам 20, Глебу… сколько?
- 14, - отозвался Вадим.
- Глебу 14, - повторила Светлана. – Где вы сейчас?
Вадим улыбнулся еще шире.
- Это лето. Я в Асбесте на каникулах. Он очень ждал меня, но и виду не подает. Выдает себя за взрослого, но я-то читаю в его глазах, как он скучал, как тосковал… Я вхожу в квартиру, кидаю в прихожей тяжелую сумку. Навстречу из кухни вылетает мама, охает, бросается меня обнимать. Я тоже безумно рад ее видеть. Про Глеба пока даже и не думаю особо – ну вихрастый и нервный младший брат, подумаешь. Но тут мама зовет его, кричит во весь голос: - Глебушка! Вадик приехал!
Тот даже не отзывается, словно бы ему все равно, словно бы мы виделись только вчера, а не несколько месяцев назад… Я сама вхожу в нашу с ним комнату, он сидит за столом и что-то напряженно строчит, даже не обернувшись. Подхожу сзади, треплю его по непослушным кудрям и восклицаю:
- Привет, мелкий!
Он дергает плечом, но по-прежнему не оборачивается, словно бы и нет меня.
- Ну хрен с тобой, - машу я рукой. – Как освободишься, приходи на кухню, я торт Паутинка привез.
Глеб замирает – это же его любимое лакомство, которое в Асбесте нынче не достать. Он и видит-то его раз в год, когда я из Свердловска привожу уже изрядно помятую и промокшую от крема коробку. Удочку я забросил и отправился на кухню дожидаться клева. Мама уже поставила чайник, достала из холодильника борщ, охает, как я отощал за эти месяцы. Я открываю коробку, начинаю резать хрустящий торт, моментально крошащийся под ножом… И в этот момент в дверном проеме появляется он… Он очень вытянулся за это время, в первый миг я даже не узнал его. Тонкая пока еще совсем мальчишеская, неоформившаяся фигура, словно натянутая гитарная струна, которой с таким бы наслаждением теперь коснулись мои пальцы, чтобы сыграть на ней мою лучшую мелодию… Стоп, Вадим! О чем ты сейчас думаешь?! Он стал почти одного со мной роста - кудрявый, с огромными в пол-лица серо-голубыми глазищами, в которые меня словно кто-то столкнул как в бездонные зеркальные озера. Я смотрю на него и даже не осознаю, что это мой младший брат, тот самый Глебка, который еще год назад вис на мне и весело хохотал, когда я щекотал его, с которым мы трепались ночами напролет, которого я учил играть на гитаре и пианино… Вот он стоит теперь на пороге кухни в старых спортивках и застиранной футболке, по тонкой шее его вьются русые кудри, пухлые губы заветрены, и он непрестанно облизывает их розовым языком, так мило приоткрывая при этом рот. Он весь угловатый, совсем еще не обретший форму подросток - ершистый, с норовом, но в нем уже проторило свою дорожку что-то эдакое, что заставило мое сердце отчаянно колотиться о грудную клетку при одном лишь взгляде на него. Захотелось подойти и коснуться его узких плеч, сжать в ладони тонкую руку с дурацкими обгрызенными ногтями, дотронуться подушечками пальцев до шершавых губ и… Я замер, не позволяя мысли двигаться дальше, лишь громко сглотнул и почти прошептал: