А потом пришел этот день. Сама обряженная в одежду палачей, Аленка только шептала молитву, которой ее научила баба Зина, забившись в самый уголок купе поезда, а довольный собой Ксено отправился приводить в порядок отложенные из-за болезни дочери дела. Ни на минуту не подумав о том, каково ребенку будет в школе. В самой безопасной школе, вот только ли в безопасности дело?
***
Из поезда на этот раз не выкидывали, но Аленка не стала испытывать терпение палачей, а вышла сама. На перроне не было палачей с автоматами и злобных собак тоже, отчего Аленке вдруг захотелось убежать в лес, она даже шагнула было куда-то, но из темноты на нее глянули чьи-то красные глаза, демонстрируя, что выхода нет. Впереди стоял какой-то большой… кто-то, с фонарем руке и командовал подойти к нему. Аленке было просто жутко, потому что она представляла, что с ней будет, если этот большой ударит ее палкой или плеткой…
Собравшихся жертв погнали в «школу». Хотя не было яростного собачьего лая и криков, Аленка понимала, что отставших и упавших наверняка как-то убивают так, что те даже вскрикнуть не могут. И девочка боялась смотреть назад. Когда их довели до лодок, Алена задумалась о том, не утопят ли, но потом поняла, что если топить, то палачи не получат удовольствия, наблюдая за тем, как они мучаются… В общем, лагерь пока выглядел получше Майданека — их даже не раздели, но, может быть, это пока?
Призраки Аленку не напугали, а вот Большой зал, полный детей, над которыми сидели надзиратели из эсэс. Вон тот, во всем черном, злобно смотревший на учеников был похож на Флорштедта, встретить которого — верная смерть для кого угодно. Он и смотрел также, как будто выбирал себе жертву. Аленке захотелось убежать, но она знала, что тут не убежишь, просто некуда. В лучшем случае затравят собаками, а в худшем — отдадут тому большому, и он будет ее медленно есть заживо… Так страшно девочке не было даже в Майданеке.
Вызванная к шляпе, Аленка увидела только красные флаги. Они были не чисто красные, что смущало девочку, но ведь красные — это «наши», они не могут быть плохими, ведь так? И Аленка двинулась к табурету, думая о том, что ей нужно к «нашим».
— Гриффиндор тебе совсем не подходит! — пыталась ее убедить Шляпа, но девочка стояла на своем.
— Красные флаги — мне нужно туда! — упрямо твердила Аленка. — Очень нужно!
— Хорошо, — наконец, сдался головной убор. — Будь по-твоему, Гриффиндор!
С робкой улыбкой, надеясь на защиту «наших» Аленка двинулась к столу ало-золотых, еще даже не поняв, что в этой ставшей ей чужой стране, все чужое, и даже красный цвет означает совсем другое. Но устроившаяся за столом Гриффиндора девочка этого еще не знала. Аленка просто надеялась на то, что ее смогут хоть немного защитить от палачей.
Глава 3
За столом Аленка увидела лагерника, такого же, как она. Он отличался от толстых детей вокруг. «Наверное, из другого лагеря перевели», — подумала девочка, глядя на зеленоглазого мальчика. Сидевшая рядом с лагерником девочка что-то тихо выговаривала мальчику, отчего он выглядел виноватым, пытаясь что-то объяснить. Аленка помнила, что в конце, перед тем как ее решили убить, такие девочки наравне с женщинами заботились о них. «Значит, это его мама», — поняла девочка. И тут ее ждало новое испытание — стол заполнился едой. Аленка слышала от других, что, когда палачи хотят отравить, она дают что-то вкусное. Тихо всхлипнув, девочка потянулась за пюре с отбивной, желая наесться напоследок.
Аленка ела, роняя слезы, потому что выдержать и не есть не могла, а ее точно отравили. Она это точно знала. Было немного обидно оттого, что все заканчивается именно так, и теперь будет только боль и ничего больше. Странно, но никто из софакультетников не заметил состояния девочки, кроме зеленоглазого… Он обратил внимание своей мамы на Аленку.
— Почему ты плачешь? — спросила кудрявая мама зеленоглазого.
— В еде отрава, — объяснила Аленка. — Через полчаса-час станет плохо, а потом я умру.
— Не может быть! — расширила глаза эта девочка. — Ты точно знаешь?
— Ну а как иначе? — тихо спросила Аленка. — Вокруг палачи…
А потом они познакомились. Зеленоглазого звали Гарри Поттер, а его маму — Гермиона Грейнджер. Подумав, Гермиона предложила Аленке другую еду, сказав, что эту отравить очень сложно, и девочка послушалась. Аленка всегда была послушной, если говорят, что надо так, значит так правильно.