Майский охарактеризовал положение Хёша как «исключительно трудное»: «Он был назначен в Лондон в октябре 1932 года [на смену Нейрату, ставшему министром. — В. М.] […] и остался германским послом и при Гитлере. Он как-то объяснил мне, что его побудили к этому патриотические соображения: он-де хотел служить интересам своего отечества независимо от того, каково стоящее в данный момент у власти правительство. Возможно, что эти соображения играли известную роль, но думаю все-таки, что дело было не так просто и благородно. Несомненно, большое значение имели иные расчеты — забота о карьере. Весьма вероятно также, что на первых порах Хёш, как и многие другие в то время, не верил в долговечность Гитлера и рассуждал так: перебьюсь год-два [тем более за границей. — В. М.], а там „наци“ выдохнутся, и все постепенно вернется к старому»{43}.
П. Шварц вспоминал слова Хёша, сказанные ему перед самым приходом Гитлера к власти: «Нам предстоит пройти через горячий, но краткий период чистилища в виде нацистского господства. У них настолько детские представления о внешней политике и международных отношениях, что они скоро свернут себе шею. Есть одно верное правило поведения во время землетрясения — ждать, пока оно закончится»{44}. Посол ошибся — видимо, потому что не знал настоящих землетрясений.
«Как бы то ни было, — продолжал Майский, — но Хёш сохранил свой пост, и тут-то началась его трагедия. Хёш никогда не был, да по самому существу своему и не мог быть „наци“, а служить ему приходилось гитлеровскому правительству. „Наци“ Хёшу явно не доверяли, однако до поры до времени они считали неудобным заменить его кем-либо из „своих“, опасаясь враждебной реакции со стороны Англии. Вместо этого „наци“ решили использовать Хёша в своих интересах, использовать его связи, авторитет и влияние в политических кругах Великобритании, которые действительно были велики».
Использовали его и англичане: Саймон и Иден не только отговорили Макдональда от встречи с Риббентропом, но еще и пожаловались на него Хёшу, «дружески» посоветовав добиться прекращения подобных визитов. 16 ноября посол сообщил об этом Нейрату (чувства обоих нетрудно представить), многозначительно добавив, что не видит пользы «от любых попыток прямых контактов через г-на фон Риббентропа». Днем позже министр переслал это письмо Гитлеру, заметив, что в Англии визит оценен как «полный провал»{45}.
Фюрер проигнорировал обе жалобы, потому что усилия Риббентропа привели к нему интересных визитеров из Туманного Альбиона: 19 декабря его гостями были Ротермир с сыном, Теннант и Уорд Прайс{46}. 25 января 1935 года собеседником диктатора стал барон Клиффорт Аллен Хартвудский, пацифист и друг премьера Макдональда. 29 января Гитлер беседовал с влиятельным консервативным политиком маркизом Филиппом Лотианом, в августе — с другим влиятельным тори Лео Эмери. Лотиан считался умеренным германофилом и подробно рассказал о своей поездке на страницах «Таймс», Эмери — умеренным германофобом, но оба, принадлежа к «группе Родса — Милнера», превыше всего ставили интересы Британской империи (и, конечно, свои собственные!), а уж потом — европейские дела{47}. Многие из них побывали и на вилле в Далеме.