Германский посол в Токио Герберт фон Дирксен вспоминал, что, приехав в Берлин в отпуск весной 1936 года, застал министерство якобы в полном неведении о переговорах, а потому «решил прогуляться в логово льва и задать несколько вопросов самому Риббентропу, с которым до сих пор не был даже знаком. Очевидно, озадаченный моей инициативой, Риббентроп поначалу продемонстрировал некоторое недоверие, но, в конце концов, выдал кое-какую информацию и внимательно выслушал мой отчет о политической ситуации в Японии. Я ушел от него, сказав на прощание, что думаю, он не будет против, если я проинформирую г-на фон Нейрата о нашей беседе. Риббентроп ответил, что нет, он не возражает… Когда я сообщил об этих фактах в МИД, они рассыпались в благодарностях за то, что я добыл столь ценную информацию. Это заставило меня осознать, до какой степени МИД позволил изолировать себя [выделено мной. — В. М.) от происходящего в политической жизни страны. Вряд ли необходимо упоминать, что МИД был решительно против пакта с Японией. […] Я был определенно „за“ в том, что касалось основной политической цели договора, — тесном взаимопонимании с Японией»{12}.
Последнее утверждение согласуется с меморандумом Дирксена о «возможностях германско-японского военного и политического сотрудничества», составленным в канун нового, 1936 года после получения информации о переговорах из… японского Генерального штаба. Записка была отправлена на Вильгельмштрассе, а не в «Бюро Риббентропа», но ее главная мысль там бы понравилась: «Пока Германия и Советский Союз противостоят друг другу со всей непреклонностью государств, системы которых противоположны до последней детали и полностью различны по своей сущности, и пока к тому же Советский Союз вовлечен во французскую систему альянсов и в Лигу Наций, германско-японское сотрудничество, какую бы форму оно ни приняло, послужит к облегчению положения Германии и сослужит ей службу, при условии наличия необходимых мер предосторожности. Япония — единственная великая держава, которая противостоит Советскому Союзу и по глубинным идеологическим мотивам, и по многим политическим причинам… и к тому же, похоже, полна решимости разрешить это противостояние силой оружия, как только почувствует достаточную военную мощь… Германско-японско-британская комбинация означала бы идеальный политический вариант для Германии (возможно, для двух других стран тоже)»{13}. Риббентроп вполне мог читать эту бумагу.
Точной даты и обстоятельств знакомства Осима и Риббентропа мы не знаем, но его можно отнести ко 2-й половине 1934 года (на Токийском процессе Осима назвал октябрь 1935 года, что совсем уж фантастично!). Риббентроп приписывал идею сближения Гитлеру: «Еще несколькими годами ранее [1936 года. — В. М.] Адольф Гитлер говорил со мной о том, нельзя ли в какой-либо форме завязать с Японией более тесные отношения. Я отвечал ему, что у меня самого есть кое-какие связи с японцами и что я установлю с ними необходимый контакт. При этом выявилось, что японское правительство занимает такую же антикоммунистическую позицию, как и германское. Из этих бесед, имевших место в 1934–1935 годах, выкристаллизовалась идея сделать одинаково направленные стремления предметом переговоров»{14}.
В письме курировавшему в МИДе дальневосточную политику Отто фон Эрдманнсдорфу от 1 января 1936 года Дирксен утверждал, что инициаторами переговоров выступили Риббентроп и Канарис — так ему сказали в японском Генеральном штабе{15}. Версия об инициативе Риббентропа закреплена в вердиктах Нюрнбергского и Токийского трибуналов — не в последнюю очередь со слов Осима — и в некоторых мемуарах.
В окружении Риббентропа на начальном этапе переговоров важную роль сыграл Фридрих Хак, лоббист той части военно-промышленного комплекса, которая стремилась расширить торговлю с Японией (большинство ориентировалось на чанкайшистский Китай — исправного покупателя оружия и боеприпасов){16}. Еще осенью 1914 года Хак был интернирован японцами при захвате германской крепости Циндао в Китае и обзавелся хорошими связями в военных кругах, которые пригодились ему после войны, когда он занялся торговлей оружием. Версальский договор запретил Германии разрабатывать и использовать современные военные технологии и полностью лишил ее военной авиации и подводного флота. Дальновидные люди стали искать партнеров для тайного сотрудничества. Для летчиков и танкистов таким партнером стала Советская Россия. Флот с помощью связей Хака решил попытать счастья в Японии, куда весной 1924 года прибыл одетый в штатское Канарис{17}. Результатов вояж не дал, но влиятельные люди оценили имя и связи Хака. Десять лет спустя их использовал Риббентроп — по совету всеведущего шефа Абвера.