Инструкции Гитлера, сообщенные в Лондон по телефону, звучали совершенно недвусмысленно: «Г-н фон Риббентроп должен присутствовать на заседании Совета, но поначалу выжидать и выяснить, какие вопросы будут представлены на обсуждение и в качестве возможного предмета резолюции. Если документ локарнских держав уже представлен Совету и обсуждается или если на него делаются ссылки в ходе дебатов, г-н фон Риббентроп должен спросить, в какой роли германский представитель будет участвовать в предстоящих заседаниях Совета и особенно будет ли он во время дискуссии и принятия резолюции иметь полное равенство со всеми членами Совета [Германия уже не член Лиги Наций. — В. М.] […] Если же Совет примет окончательное решение, что германский представитель не будет участвовать в голосовании или что его голос не будет засчитан, следует формально заявить, что это создает новую и совершенно неожиданную ситуацию для германской делегации, что она должна прежде всего получить новые указания от своего правительства, а до того воздержаться от участия в работе Совета. На этом основании в заседании должен быть сделан перерыв. Если это будет отвергнуто, г-н фон Риббентроп и сопровождающие его лица должны покинуть заседание. […] Если же Совет решит, что вопрос о праве [Германии. — В. М.] на голосование лучше перенести на потом и приступить к обсуждению деталей, следует настоять на немедленном разрешении вопроса»{14}.
Первая, «негативная» часть речи Риббентропа на заседании Совета 19 марта была посвящена изложению официальной позиции Берлина. Собравшихся удивило то, что он произнес ее по-немецки, хотя свободно владел рабочими языками Лиги — английским и французским. «Позитивная» часть напоминала об «исторических и уникальных» предложениях Гитлера от 7 марта{15}. Прений не последовало, так как делегаты выговорились в предшествующие дни: особенно резкой была речь Литвинова. После перерыва состоялось голосование по резолюции, осудившей Германию как нарушителя Локарнских соглашений: 13 делегатов — за, 1 (Германия) — против, 1 (Чили) — воздержался, 1 (Эквадор) — не голосовал. Пока шло голосование, Риббентроп «сидел, скрестив руки на груди и уставившись в окно с видом полного безразличия»{16}, а затем выступил с кратким заявлением протеста. Ситуация до боли напоминала сессию Совета Лиги в Женеве тремя годами ранее, когда в аналогичной ситуации оказалась Япония.
Державы не только осудили действия рейха, но и выработали проект соглашения, который Иден и лорд-хранитель печати виконт Эдуард Галифакс вечером того же дня сообщили германским представителям, давая понять, что дверь не закрыта насовсем{17}. Риббентроп заявил, что пункты, не признающие абсолютный суверенитет Германии над Рейнской областью (ввод войск нейтральных держав, как это было во время плебисцита в Сааре, и запрещение возводить укрепления), принципиально неприемлемы для Берлина и что, если они не будут изменены, он немедленно возвращается домой{18}. Иден попытался уговорить его не делать поспешных шагов, поскольку ему в тот же день предстояло выступать в Палате общин. Речь британского министра была более выдержанной, чем выступления его французского и бельгийского коллег перед своими парламентами. «Риббентропп [так! — В. М.], думаю, не такой уж злодей, — писал Невилл Чемберлен 21 марта сестре Хильде. — Проблема состоит скорее в том, что он лишь подхалим Гитлера, но знает и понимает другие страны, чем, собственно, отличается от фюрера, Геринга и Геббельса, которые мало осведомлены об этом»{19}.
Выслушав доклад Риббентропа, Гитлер 24 марта официально отверг представленный проект, но, верный своей тактике, намекнул на возможность смягчения позиции после плебисцита по вопросу ремилитаризации Рейнской области, назначенного на конец месяца{20}. В тот же день наш герой вернулся в Лондон и вручил предварительный ответ Идену, поведав тому о глубоком разочаровании Гитлера и о своих усилиях по спасению переговорного процесса. Судя по записи британского министра, говорил в основном гость, успевший затронуть множество тем, включая свое понимание суверенитета и предстоящие выборы во Франции, в преддверии которых политики способны на любые необдуманные заявления{21}.