При этом я задавался вопросом: стоит ли возвращаться домой? А ну как там меня поджидает Турбо со своей гопой, чтобы осведомиться, чего это я так разболтался насчет его пассии.
Вскоре мы набрели на какого-то чувака – он приткнул к обочине тачку с убранным верхом. Парень этот тыкал отверткой в керамическую панель энергозаправки, как будто надеялся ее починить!
– Малайская модель, сто тридцать две лошадки? – спросил Касио.
– Угу, – ответил парень хмуро.
– Говорят, дрянь страшенная, дерьма багьего не стоит.
Чувак от таких слов взбесился, замахал на нас отверткой:
– А ну, брысь отсюда, шпана недоделанная!
Касио сорвал с руки браслет, запустил им в незнакомца, крикнул мне:
– Ноги!
Мы рванули. За углом остановились отдышаться.
– Что это было? – спросил я.
– Да так, пустячок. Тухлые яйца и суперлипучка.
Мы чуть животы не надорвали от хохота. Потом пошли дальше. Пристроились на хвост двум гулам из Океанлага, судя по казенной одежке, только что к нам перебрались с островов для перемещенных лиц. Хотели развести лохов на башли, но у них такая дикая феня – даже не придумали, как подойти.
– Ну чего, теперь на джипни – и в фавелу?
– Нет, мон, сначала хочу хавануть рамена.
– Где надыбаем?
– А лапшемет закоротим.
– И – в зеки? Ты чего, компанеро, прикалываешься? Под мангу косишь?
Заметили жирнягу, потащились следом – надо же разобраться, мужчина или женщина. Облачено это чудо-юдо было в такие просторные шелка, что хватило бы на целый клуб парашютистов, а походочка – ну совершенно бесполая. Оно свернуло в шлемокайфятник на 65-й – наверняка там была назначена встреча с клиентом.
– Терпеть не могу жирняг, – сказал Касио. – Зачем набирать весу больше, чем для здоровья полезно, да еще если никто тебя не заставляет?
– А зачем ходить с угрями, если можно без них обойтись?
Касио, похоже, обиделся:
– Так ведь это, Дез, совсем другое. Я просто забываю про крем. Не нарочно же.
Мне сделалось перед Касио неудобно. Это ж мой единственный кореш, и он сейчас рядом, а ведь меня разыскивает Турбо, и коли разыщет – влететь может не только мне. А я себе позволяю такие грубые приколы!
Я обнял Касио за плечи:
– Прости, чувачок. Давай будем считать, что я ничего не говорил. Стерли, ладно? У тебя башли есть?
– Есть маленько…
– Ну, так пошли потратим! С того, что тратишь, налогов не платишь, верно же? Махнули в клуб «ГаАс»!
Касио повеселел:
– Давай! Там всю ночь «Не врозь» играет. Может, Джинко даст мне полабать.
– Козырно звучит! Айда.
Над нашими головами проносились на своих летиках нейромусора – и частные, и муниципальные; даже с такой большой высоты турбореактивным выхлопом нам обдувало шеи. Чувак стоит в летучей клетке, рука в перчатке сжимает палочку-пришибалочку, на морде – «совиные зенки». Порхает этакое чучело над Тиви-Сити, высматривает, где какое безобразие или несообразие намечается, и коршуном вниз – не допустить или устранить. Если поступит команда от градонадзора, то и шокер свой паскудный в ход пустит, и даже лазерную трубку.
Клуб «ГаАс» занимал энную часть миллиона квадратных футов в здании, вмещавшем некогда старинную телевизионную сеть, от которой Тиви-Сити унаследовал название. С тех пор, как метамедиум поглотил свободные телеканалы, домина стояла необитаемой. Клуб «ГаАс» не в счет – он ведь не платил за аренду.
Мы дали в дверях на лапу хмурому анаболическому качку и прошли.
В клубе «ГаАс» имиполексные стены – они корчатся, как жилетка Касио, биоморфные рябь и усики так и пляшут.
Было еще совсем рано, около восьми, на эстраде только что разместился «Не врозь». С Джинко я встречался лишь однажды, но сейчас сразу узнал его, несмотря на зеленую кожу и листовую шевелюру. Касио поднялся к нему побазарить, а я сел у стены за столик и заказал пивчик-живчик.
Ко мне вернулся Касио:
– Прикинь, Джинко разрешил мне сесть за мегабасы!
От пива я расслабился, даже почти забыл про свои проблемы.
– Козырно, чувак. Глотни-ка живчика – бабульки-то твои.
Касио сел рядом, и мы с ним побазарили, точно в старые добрые времена, когда мы – сопляки, школьники – трескали свои порцайки мнемотропинов, как хорошие маленькие нарики.
– А помнишь, кто-то в учительской столовке подлил в компот «мартышку-шалунишку»?
– Ага. Столько преподов резвились, ну точно базобезьяны в брачный сезон – умирать буду, вспомню. Миссис Спенсер, та вообще к потолочным балкам прыгала…
– Эх, молодость, молодость!
– Дез, а я ведь моложе, чем ты. Мне тогда было одиннадцать, тебе – двенадцать.
– Да, Касио, но те дни уже стерты. Мы теперь взрослые, и у нас большие взрослые проблемы.
И стоило изречь эту мудрую сентенцию, как все проблемы снова на меня нахлынули, словно океанские волны на измененный Лос-Анджелесом калифорнийский берег.
Касио мне сочувствовал, это было видно, но вряд ли мог чем-нибудь пособить. Поэтому встал и сказал:
– Ладно, Дез, пойду-ка я поиграю.
Он отошел на несколько шагов, а затем скакнул обратно, будто его задницу и столик соединяла резинка. Впрочем, вовсе даже и не будто.
– Постой-ка миллисекундочку, – сказал я. – Жилетка твоя со стенкой спарилась. – Я вынул карманный лазик и перерезал отросшую от стены псевдоподию.
– Спасибо, чувак, – поблагодарил Касио и отчалил.
А я остался сосать пивчик-живчик и ждать, когда подготовится «Не врозь». И вот наконец шлейфы размотаны, проверены мегабасы и другие инструменты, все лабухи переоделись в хитовые костюмы, и грянула оригинальная композиция «Эфферентная Элли».
Через сорок пять минут и еще два пива, с похвальной чуткостью заказанного для благодарного друга оркестра, я вышел на оптимальный даунлинк с Касио и чуваками из «Не врозь». Чувствовал, как пузырится во мне музыка, точно какой-нибудь звуковой троп. Я постукивал ногой, покачивал-потряхивал головой, будто в спазмах, будто на нервах вдруг миелин растворился; до того заторчал, что даже не заметил, как меня окружила шайка Турбо.
Когда закончилась очередная тема и у меня прояснился взгляд, нарисовались все они: Турбо, его чувиха Шаки, обнимавшая его за талию, Джитер, Хек, Пабло, Мона, Вел, Зигги, Перец, Ворота, Зейн и уйма других – я даже кличек их не знал.
– Ка-ка-как ваше «ничего», чуваки? – спросил я.
А они молчат, физии каменные, как у дешевого тьюринговского робота первого уровня с барахлящими контурами мимикрии. Что до меня, то я пальцем не мог шевельнуть от страха. Мог только смотреть.
Все боди-артисты были голые, если не считать спандексовых ремней – и у пацанов, и у девчонок. Это для обеспечения требуемого экстеро– и интерорецепторногс ввода. Кожа в пятнах коричневого загара – на манер жирафьей шкуры. Тела стройные, поджарые. А мышцы до того рельефны – хоть анатомию по ним изучай.
По чью душу они сюда явились и с какой целью, не было для меня вопросом. Боди-артисты – первая банда в Тиви-Сити. Самая сильная, самая коварная, самая навороченная свора мозгостроберов из всех свор, которые когда-либо бегали по тросам или лазали по столбам. Да с кем их вообще можно сравнить? С векторами? Это жалкая кучка чмошников, тратящих свою жизнь на сон в матпространстве. (Я не верю хвастливым утверждениям будто они способны исчезать в четвертом измерении.) С хард-и-нейро? Шизанутые мясорубки, негативы своих соперников евнухов. С даонами? Ребята неплохие, но я не разделяю некоторые их взгляды. Писать в штаны и называть это сатори, гм… Со слюнявчиками? Нет, вечное детство – не перспектива. С ампутаторами? Отрубать от себя куски и снова их приращивать, чтобы убедиться в своей нечувствительности к боли? Ну-ну… Стройняшки? Толпа ходячих скелетов. Голобезьяны? Нет уж, и так одни мартышки кругом, не подписываюсь. Юные патриутки? Еще чего, больно охота всю жизнь нырять в расовую память!
Нет, если кто и способен переплюнуть боди-артистов за те же денежки, так это лишь адонисы или сапфо, но у них в черепушках такие баги ползают, что и представить нельзя – от ужаса напрочь рецепторы заблокируются.