– Масса – частный сыщик? – Глаза мигнули дважды, но на лице осталось бесстрастное выражение.
Я глянул на свою ксиву. Дурацкое такси возвратило ее с изображением секси-сиукса. Я вывел нужное удостоверение.
– Чем могу помочь, сэр?
Я сунул левую руку в карман жилетки, нащупал нейрошунт.
– У вас проживает человек по имени Юрген фон Бюлов?
Мой визави просканировал память.
– Сегодня утром съехал, сэр. Багье дерьмо!
– Догадываюсь: он сорвал куш, перевел деньги в Парагвай и махнул в теплые края на суборбе?
– Это не так, сэр. Мистер фон Бюлов очень сильно проигрался. И если бы мы не добились от него перевода страховой суммы на счет нашего отеля – а мы всегда принимаем эту меру предосторожности, имея дело с азартными игроками, – у него бы не хватило денег, чтобы оплатить проживание. В итоге мистер фон Бюлов остался ни с чем. Не будь я сейчас на работе, позволил бы себе пошутить: он остался со своим породистым носом.
Что за ерунда?! Либо игра в казино такая же непредсказуемая, как итог Четвертых Мировых выборов, либо украденный троп – фуфло. Ни один из этих вариантов меня не устраивал.
– А он не упоминал о своих планах?
– Нет, сэр.
Тупик. Опечаленный, я отвернулся,
И тут что-то ткнулось мне в лодыжки. Я посмотрел вниз и увидел Плавника.
Плавник – челорыб. Мы с ним давно знакомы, время от времени оказывали друг другу услуги. Этот парень принадлежал к секте плавильщиков, которая стремилась хоть отчасти искупить вину человечества в истреблении дельфинов. (По утверждениям сектантов, род людской не оправдан оттого, что впоследствии поголовье дельфинов в океанах и морях было восстановлено.)
У Плавника руки были вплавлены в тело, ноги сварены друг с другом от паха и до пальцев. Носил он облегайку из серой скользкой ткани, которая обеспечивала организму нормальную жизнедеятельность и придавала Плавнику сходство с торпедой. Ездил на колесной тележке с питанием от батареек.
– Привет, Плавник. Как твой метаболизм?
– Бывает лучше. Я слышал, как ты с портье разговаривал…
– А почему бы нам с тобой не подышать свежим воздухом?
Я вышел, а Плавник выехал из «Копли». На улице было полно прохожих, никто не обращал на нас внимания.
– Так что ты знаешь, а, Плавник?
– Вчера я весь день пробултыхался в казино, надеялся раскрутить какого-нибудь везунчика на пожертвование для нашей церкви. И видел того типа, по чью душу ты сюда явился. Вот уж у кого не клевало! Он даже заговариваться начал, когда непруха пошла косяком. «Турбулентность, – говорит. – Это все турбулентность, шум и странные аттракторы. Никак не оседлать поток…»
Если судить по этим словам, тропы тогда еще не заработали, или фон Бюлову было очень трудно контролировать новый поток данных.
– Так-так, продолжай.
– Когда он вконец проигрался, подошел ко мне. «Челорыб, – говорит, – мне нужна черная дурь. Кто в этом городе ею торгует?»
– И ты его направил…
– К клоачным крысам. А то к кому же? Я кивнул. Хорошая наводка.
– Спасибо, Плавник. Я бы тебе руку пожал, если бы мог.
– Рукопожатия – это человеческий шовинизм! Ты лучше позаботься, чтобы на счет церкви легли приличные башли.
– Сделаю. До встречи, приятель.
– Свободного тебе плавания.
Я вернулся и забрал из хлева Хомяка, дал чаевые девчонке-скотнице.
– Спасибо, сэр, рад видеть вас вновь, сэр, я очень терпеливо ждал, сэр…
– Хомяк, заткнись!
– Слушаюсь, сэр.
И мы пошли искать клоачных крыс.
За минувшие полвека Бостон подвергся десятку бандитских нашествий. Сначала, в восьмидесятых и девяностых, приходили «чистокровники» и «слабаки» из Лос-Анджелеса, потом явились «гонконгские клещи», когда этот свободный порт резко покраснел. Их сменяли камбоджийцы, испанцы, колумбийцы, новошотландцы, браззи, ямайцы… Период правления каждой шайки был недолог и заканчивался резней, а переходящий приз – Бостон – доставался новым победителям. Но в конце концов стереотип иноземных нашествий был сломан двумя факторами: образованием Североамериканского Союза и победой тропов и других синтетических биоактивных веществ над органическими наркотиками. САС поставил на своих границах железный занавес, зарубежным конкурентам не было ходу на его территорию. Селевый поток легальных нейротропинов хлынул в школы и на улицы, и вскоре появилась целая армия юных биобрухо с домашними аминошинковками и хромоварками, и они создали уже незаконные тропы и строберы. Образовавшиеся специфические ниши были заполнены разными шайками, войны за передел сфер влияния были редкими и незначительными, общественный порядок не нарушался, и власти в большинстве случаев глядели на «шалости» молодежи сквозь пальцы.
В целом сеть распространения синтетиков имела хаотичную структуру, вычленить строгую иерархию было невозможно, но все же отдельные банды обладали неоспоримо высоким статусом.
И одну из первых позиций списка занимали генералисты клоачные крысы.
К-крысы жили в лабиринте заброшенных труб, по которым сливались отходы в ядовитую бухту. Когда весь город переоснастили грязекомпостирующей техникой, в старой клоаке отпала надобность. С тех пор то и дело кто-нибудь ставил вопрос о ее демонтаже, но в бюджете метроплекса не находилось средств на подобную «косметику».
На шею пролилась холодная вода – как будто меня погладил зомби. Я стоял по щиколотку в мерзкой жиже. Хомяк дрожал, но не от холода.
Нас окружали крысы, освещенные моим фонарем. Все они подверглись стоматологическим усовершенствованиям, за что их и прозвали крысами. А в остальном – обычная разношерстная шайка, каких полно.
– Что, фраер, захотелось крысиным ядом ширнуться?
– Нет уж, спасибо. Нельзя ли повидать Цуму-Пуму?
– Пума у нас кореш деловой, с кем попало не базарит.
– Мы с ним знакомы. Агрессивности у крыс поубавилось.
– А что за дело-то у тебя? Объяснил.
– Жди здесь.
Я ждал. Крысы присматривали за мной. Один типчик грыз что-то вроде человеческого бедра. Хомяка по-прежнему трясло.
– Успокойся. Пока я рядом, никто тебя не обидит.
– Не могу справиться с собой, сэр. Это нехорошие люди.
Крысы услышали и захихикали. Вернулся тот, с кем я говорил.
– Пума тебя примет.
Из лабиринта труб мы выбрались под большой купол, помещение было завалено пожитками – гнездо крыс,
понял я. Меня подвели к двери в личные покои Пумы. Мы с Хомяком дальше шагали без сопровождения.
Цума-Пума возлежал на груде подушек, облаченный в доспехи из эластичного пьезопластика, с эффекторами, соединенными с электрохимической биосистемой организма. На шее, запястьях и лодыжках пьезопластик был покрыт рыжевато-коричневой шерстью. Лицо не было закрыто. Рядом сидела домашняя любимица – модель Зеленая Канарейка, оглаживала перышки. Когда мы вошли, она испустила пронзительную трель.
– Привет, корешок, давно не виделись, – сказал Пума. – С тех пор, как я спас твой хвост от «мозговых костей». – Пума рассмеялся. – Хотя это только моя версия.
– Которую ты всем выдаешь за стопроцентно правдивую. А я не разбиваю ее в пух и прах, и, стало быть, ты мне должен услугу.
– Смотря какой величины тебе требуется услуга.
– У тебя сегодня был клиент. – Я описал фон Бюлова. – Что ему понадобилось?
– Прости, чувачок, но этого я тебе не скажу. Сам знаешь, все наши сделки – коммерческая тайна. Если будем, хе-хе, крысятничать, к нам перестанут ходить.
– За эти стены ничего не выйдет, ты же знаешь, – возразил я.
Но Пума оставался непреклонен:
– Извини. Может, чем другим смогу помочь? Я сдернул с бедра шокер. Пума расхохотался.
– Зачем тебе эта игрушка? Хочешь меня вырубить? Тогда я и подавно ничего не скажу.
Я прицелился ему в грудь и нажал на спуск. Стрелка впилась в доспех и сразу выпустила микрокрючки.
– Мазила! Даже не оцарапал!
– Знаю.
Я послал по проволоке ток. Пума на своей лежанке сделался твердым, как доска.
– Батареек в шокере хватит на месяц бесперебойной работы. Когда я уйду из этой вонючей норы вместе с Канарейкой, сюда попробуют ворваться твои крысы. Вряд ли получится – ты ведь хорошо позаботился о безопасности жилища. Наверное, смерть от жажды – это просто кошмар.