10.02.08 Париж
«Конечно, страшно здесь, но кормят хорошо…»
Конечно, страшно здесь, но кормят хорошо,
Скулить нельзя, но вина безупречны.
И утром яблоневый сад припорошён,
Затем, чтоб когти выпустить под вечер.
И флюгер в долг, конечно, вертится ветрам,
И ставни выданы под света закладную,
Сад носит цепь из серебра с утра,
Чтоб вечером сменить на золотую.
Чертовски страшно здесь, и выпущен чулан
Гулять по дому с ямой в чёрной пасти,
И полон яблоневый сад по вечерам, —
Они под утро сбудутся, — несчастий.
18.12.09
«С одной рукою, согнутой, как будто в ней газета…»
С одной рукою, согнутой, как будто в ней газета,
И другой — прямою, словно нет ни локтя, ни кисти,
Стоит, протянув свою тень от конца света
До начала его Евангелистов,
Иоанн Моисеевич, честь ему, и хвала, и слава.
Потомок древнего, известного рода,
На пороге своего грота,
Или пещеры, держит на руках сына Савву,
Жена Иоанна, мать Саввы, в пещере, или гроте
В одежде обтягивающей, в шляпке из голубой ткани,
Сооружает блины, или что-то вроде —
Отсюда не видно, но пахнет блинами.
Иоанн Моисеевич смотрит вдаль,
Видит пустыню, над ней небо, а в небе
Солнце, похожее на медаль,
И, заодно, на желток в хлебе,
Потому как пустыня ему всё равно что хлеб,
Савва плачет,
В правом углу картинки идёт верблюд,
На нём восседает брат Иоанна Моисеевича,
Достославный Вестибюль Моисеевич.
Горка блинов, жена безупречной формы,
Её улыбка и взгляд, а в левом углу
Картинки-идол. Большой, несуразный, чёрный.
Имя ему — Глу Цей Цей Сиимам Глу,
Длинное такое имя, вкрадчивое.
Горка блинов пахнет. Вестибюль Моисеевич поправляет тюрбан,
Проезжая в правом углу, и сворачивает
К пещере, или гроту.
Савва кричит: «Дядя, дядя!»
Жена Иоанна тоже радуется приближающемуся родственнику.
Сам Иоанн спокоен и безучастен ко всему происходящему.
1.03.10
«След оставил нашу клячу в покое…»
След оставил нашу клячу в покое
Мама-маменька, что это такое?
Ой, сыночка, будет у нас жаркое
На ужин,
А поля взойдут голубой травой —
Будет гость у нас с больной головой,
След без клячи, сынок,
След без клячи, сынок,
Не нужен.
Гостю след продадим-продадим
За грошик,
Мало-маленько есть молока в груди
Не умрём, поди,
Не умрём, поди,
Дней дождёмся других, хороших.
21.01.10
«Теперь не так. Это особенно заметно в феврале…»
Теперь не так. Это особенно заметно в феврале,
Всё как-то плоше выглядит, беднее.
А раньше всех, кто жили на земле
Знал поимённо каждый, кто над нею.
Посередине мира стоял паб,
В нём было бесплатное пиво и много баб.
Мужчины выходили атлетического телосложенья
Сами по себе, даже не стараясь.
Непослушных детей уносил настоящий аист,
Хлеб рос сразу в масле и клубничном джеме.
Книг и, например, оперы тогда не было,
Духовной пищи никто не требовал —
Все были как-то изначально сыты,
А когда подрастали, —
На всякий случай, принимали друг друга в ЛИТо.
Ещё была масса свободного времени,
Которое проводили, в основном, в забавах:
Гладили животы беременным,
Бегали голяком в высоченных травах,
Ловили коней, и на переправах
Меняли их, чтобы посмотреть, что получится.
В каждом доме жила ключница,
У неё не только водка была, но, как правило,
Малосольные огурцы, квашеная капуста, грибочки
Всё прямо из бочки,
А картошечка на столе дымилась и во рту таяла.
21.02.10
«Подвернув штанины обе…»