21.06.10
«Собаки, куры, ящерицы, змеи…»
Собаки, куры, ящерицы, змеи,
Скульптуры дам и юношей портреты —
Какого чёрта? Какого бреда? —
Так неудачны, безобразны, мелки.
В горошек юбки, штаники в полоску,
В бог знает что сиреневые шорты —
Какого бреда? Какого чёрта? —
Так ненадёжно, вымарано, плоско.
Волторны лов на некое «протяжно»,
Того, чем были звуки до волторны —
Какого торфа, какого дёрна
Мне подземельно, Господи, и страшно?
Собак, и кур, и ящерицы сердце
Угрюмо, бедно, слабо, впопыхах
Во мне горит, выпрыгивает так
Какого скотства? Какого беса?
21.06.10
«Смех зеркальный, будто, детский…»
Смех зеркальный, будто, детский
Надо мною, будто, краб я
На подводной церкви фреске.
О, хвала вину и граппе!
Суетливый компас — плавни —
Всё вертелся, но сегодня
Он на маковку направлен.
Церкви нет меня подводней.
Нет меня исчадней, гаже:
Клешни — ешь! Глаза — навыкат!
О, хвала тебе, — когда же
Ты насытишься? — Владыка.
Право, явь — крива, трухлява,
Право, мозг мой — суслик точит,
Смех зеркальный, — о, хвала Вам! —
Я сегодня слышу, — Отче!
22.06.10
«Давно собрались, нет бы да уйти…»
Давно собрались, нет бы да уйти, —
Стоят, очаровательно зевая,
Оттенки светофора на пути, —
Притормозит и пятится, — трамвая.
И есть два слова городу трясти
В глубокой, нескончаемой горсти:
Межигорская, Хоревая.
Есть тесный склеп, разобранный диван,
Не часто поднимаемые шторы,
Моторы тоскования по вам,
Не заводится хочется которым,
И место есть под розовое бра,
И на небрежно кителе Днепра
Наглаженном — оттенки светофора.
25.06.10
ВЕДМЕДИКИ
Не дыхание, не клапан
И не призма, и не щур,
А по самым тихим сапам, —
Я — гуляний через чур.
Губки — розовы столетий,
Белокаменная — кость,
Те животные на пледе —
Не ведмедики авось.
Я ведмедиков боюсь,
Их объятия суровы,
И на пледике-то пусть
Все животные — коровы.
От коровок мне не страшно,
Даже сильно хорошо,
Их желаемое — злачно,
А ему я — не при чём.
Я — не клапан, не дыханье,
И не призма, и не весь
Я добро, но с кулаками,
И глазами, как навес.
Вот кто — я, неосторожно,
Неожиданно. Меня
И потрогать даже можно,
И, в ловушку заманя,
Любоваться мною долго,
И рассказывать всю ночь
Про ведмедиков и толком
Пожалеть меня не мочь.
26.06.10
«Горбушка хлеба да оливковое масло…»
Горбушка хлеба да оливковое масло.
Посыпать солью. Крошки в бороде.
Зелёный домик, рядом домик красный.
Вода у ног. Картонка на воде.
Как на лошадке, девочка — на стуле.
Загнуть страничку. Посидеть в тени.
Всё происходит, длится, существует,
Но растворится — руку протяни.
27.06.10
«В голове у неё завелся щенок…»
В голове у неё завелся щенок,
Смешной, пушистый, с разноцветными лапками.
Понимаете, как это странно? И вот, значит, лёг
Щенок у неё в голове как-то раз, издаёт тявканье,
Не громкое такое, снаружи почти не слышное,
Но дело было, на беду, за обедом,
Вот, значит, все примолкли, а она эдак нижнюю
Челюсть руками подпёрла, дескать — «ничего нету».
А там, понятное дело, стало совсем темно,
Щенок испугался и давай скулить. Значит, вот
Так всё и открылось… Согласитесь, как-то оно
Не по-человечески, если щенок в голове живёт.
Хотя, по совести говоря, ей не мешало:
Есть не просил, где попало не гадил, жил да жил себе.
Вот, значит, а когда его вытащили, то сначала
Она хотела себе другого завести, как бы из принципа,
Но не завела, так только, чтоб нервы потрепать,
Говорила об этом… Ну а щенка один я
Только и пожалел, получается… Вот, опять
Слышите что-то тявкнуло в голове? — он, родимый.