— Разве тебе неясно? — Аквия вскинула на него вопрошающий взгляд. — Наверное, в твоем мире сохранилось все, о чем я говорю. Но для меня увидеть прошлое мира — а потом это… — она махнула рукой в сторону безотрадной унылой равнины и покачала головой.
— Что ж, в снегах тоже есть своя красота, — заметил разведчик и сделал паузу, собираясь с мыслями. — В том мире, откуда я родом, живет одна девушка, которая тоже любит смотреть на прошлое. Видишь ли, у нас есть люди, художники, которые изображают красками на ткани и бумаге все, что хочешь… других людей, животных, лес, море, облака, солнечные закаты и восходы… Они занимаются этим уже тысячи лет, так что мы знаем, как выглядел наш мир раньше, — Блейд вздохнул, невольно подумав, — что в определенных отношениях этот мир за последние две тысячи лет явно изменился к худшему. — Так вот, о девушке… — он вспомнил темные глаза и бархатистую кожу Зоэ и снова вздохнул. — Она показала мне картины мастера, который рисовал только снега и льды — ибо в нашем мире тоже есть и то, и другое. Его полотна… они… да, они были прекрасны! Они потрясали душу!
Замерев, с остановившимся взглядом, Аквия слушала его рассказ. Лицо её побледнело, губы задрожали и приоткрылись в изумлении; потом она приложила к ним ладонь, словно пыталась сдержать крик.
— Значит… — её обычно звонкий голосок вдруг стал хриплым, — значит, в твоем мире люди могут везде увидеть картины прошлого?
Блейд с недоумением кивнул; он не мог понять, что её так поразило.
— И таких картин много? Ты сказал — на ткани, на бумаге…
— …на дереве, на камне, на металле — теперь художники рисуют на чем угодно, даже на живых людях. И полотен, старых и новых, столько, что на каждого жителя моего мира приходится несколько десятков — или сотен, точнее не могу сказать. Правда, не все они хороши. Есть, например…
Но Аквия не слушала его. С жадным любопытством она вцепилась в его руку и спросила — почти выкрикнула:
— Сколько?!
— Чего — сколько?
— Сколько жителей в твоем мире? Тысяча? Десять тысяч? Сто?
Блейд невольно рассмеялся, представив Лондон со стотысячным населением. Это было бы совсем неплохо! Но реальность выглядела несколько иначе.
— В одном городе моего мира тысяча тысяч людей. И таких городов — около трех тысяч. — Дать ей лучшее представление о человеческом муравейнике, кишащем на Земле, он не мог.
Аквия испытующе посмотрела на него, и тонкая морщинка вдруг прорезалась на её лбу; Блейд ощутил мгновенный острый укол под черепом, словно тонкая игла непонятной энергии пронзила мозг. Потом женщина медленно покачала головой.
— Это правда, но это — непредставимо… Людей больше, чем снежинок в огромном сугробе… и еще больше — того, что ты назвал полотнами…
— Но почему же это удивляет тебя?
— Потому, что некоторые мудрецы Берглиона делают то же самое… Воспроизводят картины прошлого по древним образцам. Только их осталось совсем мало…
Так вот что она имела в виду, когда говорила о том, что может увидеть прошлое! Увидеть копии неимоверно старых картин тех сказочных, легендарных времен, когда на месте ледяной пустыни Дарсолана плескались теплые ласковые волны! Блейд почувствовал жалость; на миг у него перехватило дыхание, потом он откашлялся и спросил:
— Значит, в Берглионе есть художники, которые рисуют картины красками на ткани?
— Нет, — Аквия, порозовев от волнения, вскинула руки, — они ткут ткани с картинами! Такие большие полосы ткани, — она показала широким жестом, — длинные, яркие и разноцветные! И на них…
«Бог мой, — думал Блейд, слушая звон серебристого колокольчика над ухом, — стоило ли переноситься в мир, где зеленые деревья и синее море можно увидеть только на гобеленах! На древних гобеленах, которые из века в век ткут фанатики в какой-то затерянной в снегах холодной каменной башне! Что полезного можно взять отсюда?»
Потом он вспомнил о мешках Аквии с таинственными снадобьями и покачал головой. Отсюда было что взять. И было что оставить.
— Когда мы придем в Берглион, — Блейд широко ухмыльнулся, — я подарю свою шерсть гобеленным мастерам. Нити такого бурого цвета отлично подойдут для изображения самых мерзких гор, которые когда-либо высились на берегах Дарсолана.
* * *На этот раз они разбили лагерь рядом с подернутой ледком промоиной, около очередной гряды торосов. Место это Аквии чем-то не понравилось, и она не хотела останавливаться тут, но Блейд настоял — ему хотелось взглянуть на морских обитателей
Полынья — вернее, прорубь, — была явно выбита во льду человеческими руками; может быть, это и вызвало у Аквии тревогу. Неправильный квадрат двадцать на двадцать футов с тремя отвесными стенками в рост человека, с четвертой стороны к воде тянулся пологий откос. Прихватив несколько кусков мяса, нож и копье, Блейд спустился вниз, разложил приманку у самого края и, прижавшись к ледяной стене, застыл в неподвижности. Холода он почти не чувствовал, но хотел есть — впрочем, не так сильно, как вчера.