В самом городе Блейд не видел ни огня, ни дыма, ни следов разрушений — значит, архонты столковались с бравым Ратри, и теперь военачальник Мит’Канни шел не только мстить за сына, но и ликвидировать бунт. У пирсов покачивались три черных трехмачтовых парусника — совсем крохотных с такого далекого расстояния. Итак, он не ошибся в своих расчетах — три корабля, пять или шесть сотен воинов.
Когда северяне подошли, ближе и рассыпались цепью под обрывом, в который превратился склон холма, Блейд и Тарконес сочли вражеских бойцов более точно. Все-таки шесть сотен, не пять! Видно, Фарал был предусмотрительным человеком.
Позади отряда халлотцы в кожаных туниках тащили десяток наскоро сколоченных лестниц. В сотне ярдов от форта нуры перехватили и их и побежали к обрыву. Да, они бежали, и очень быстро! В броне, которая весила не меньше полутора сотен фунтов, с тяжеленными мечами! Четыре бойца тащили лестницу, и за каждой проворно двигалась группа из сорока воинов. Остальные собрались плотной группой, впереди которой стоял военачальник, Ратри, собственной персоной! Явился, как и обещал!
Блейд подпустил атакующих на тридцать ярдов к палисаду и кивнул горнисту. Кряжистый хадр — верный кандидат в боцманы — дунул в горн, и в воздухе свистнули арбалетные стрелы. Не меньше десятка нуров свалились на бегу: особо удачные выстрелы, прямо в прорези шлемов и — в мозг. И сотня пробитых панцирей! Правда, эти выстрелы нанесли врагам только легкие ранения; наконечники стрел пронзали металл, но углублялись в тело только на пару дюймов. Блейду показалось, что ни одна из стрел, угодивших в грудь, плечи и живот, не вошла глубоко.
Тем не менее нуры, ошеломленные, остановились. Два командира в гривастых шлемах (один вел левый фланг, другой — правый) что-то прокричали, одновременно вскинув мечи, и воины перебросили на руку висевшие за спиной щиты. Блейд пригляделся. Из-под железных юбок доспехов торчали прикрывавшие бедра поножи, смыкавшиеся с кожаными сапогами у колен; сами колени защищали массивные диски с шипами, но вряд ли голенища сапог тоже были проложены железом. Уловив, что скрип арбалетных рукоятей прекратился, Блейд сложил ладони рупором и закричал:
— Целить в ноги! Ниже колен и в щиколотки!
Рой стрел с жужжанием вырвался сквозь бойницы палисада, и первый ряд нуров рухнул, как подкошенный. С угрюмой улыбкой разведчик следил, как они с ревом ворочаются на земле словно огромные сверкающие жуки; у многих голени были прошиты насквозь, и сейчас они пытались вырвать из ран стрелы. Кое-кто бросил щиты, но большинство не выпускали их из рук, прикрывая лица. Блейд снова закричал:
— Добить тех, кто на земле! Приготовить дротики, топоры, масло!
Арбалетчики стали стрелять вразброд, терпеливо выжидая, когда кто-нибудь из упавших приоткроет уязвимое место. Остальные нуры, числом сотни три, были уже под валом вместе со своими лестницами; стрелять в них не стоило — внизу блестела стена плотно сдвинутых щитов. Блейд оглядел шеренги своих бойцов, двуруких и четырехруких, вытянувшиеся вдоль палисада; восемьсот воинов с тяжелыми топорами стояли в три ряда. Им ведено было рубить изо всех сил, как только над кольями покажется щит или шлем — даже один северянин, перебравшийся через частокол, мог наделать изрядных хлопот. У бойниц присели гарпунеры; эти должны были бить в прорези шлемов, в сочленение доспехов, в любую подходящую точку. Большая часть арбалетчиков, нашпиговав стрелами раненых нуров, уже оттянулась на тридцать ярдов от вала — им предстояло выцеливать прорвавшихся сквозь ряды секироносцев врагов. Однако в запасе у Блейда было еще кое-что. Когда нуры полезли вверх, прикрываясь щитами, он гаркнул:
— Жир!
Три сотни горшков полетели вниз, разбрызгивая пылающие капли. Они разбивались о щиты, шлемы и панцири, и струйки горящей жидкости тут же прокладывали дорогу к незащищенной плоти. Послышались вопли боли, кто-то завертелся, срывая доспех, и тут же метко пущенный дротик пробил ему горло. Глядя на эту картину, Блейд жалел только об одном — что на Терн не было нефти. Ворвань горела далеко не так хорошо, как ему хотелось.
Но тут над кольями палисада возникла первая голова в глухом железном шлеме, раздался грохот стали о сталь, затем — сдавленный вопль, и он забыл про ворвань, нефть и вожделенный напалм, который был сейчас так же далек, как и бравые английские йомены с их длинными луками.
Блейд орудовал топором; меч он закрепил на спине — так, что рукоять торчала над левым плечом. Первого нура он взял удачно — косым ударом по прикрывавшему лицо щитку. Металлическая пластина раскололась, лезвие прорубило нос, скулы и щеки почти до ушей и легко вышло из раны. Северянин, не успев даже вскрикнуть, полетел вниз. Следующий прикрывался щитом, в который вонзили топоры сразу два хадра; это позволило разведчику нанести точный удар сверху вниз по шлему. И этот воин был убит, однако топор завяз в металле шишака и улетел к подножию лестницы вместе с огромным телом.
Мгновенно нагнувшись, Блейд схватил другой топор. Топоров на земле уже хватало; два хадра слева от него и один справа лежали мертвыми, хотя он не заметил, кто и когда успел прикончить моряков. Но страшные раны свидетельствовали, что нанесли их широкие тяжелые клинки нуров.
Он едва успел выпрямиться, как третий северянин буквально свалился на него. К счастью, в его глазнице уже торчал дротик, и воин выл страшным воем; однако он все еще размахивал мечом и, видимо, был боеспособен. Блейд успел отскочить в сторону, дав противнику перевалить через частокол, и прикончил его мощным ударом по затылку.
Затем он бросился на правый фланг — там три нура перебрались во двор и рубили хадров, не обращая внимания на их удары. Когда разведчик добежал туда, один гигант валялся на земле, сраженный метким выстрелом из арбалета; второго, истекающего кровью, хадры остервенело добивали топорами. Блейд с ходу швырнул свою секиру, угодив третьему воину прямо в шлем. Тот пошатнулся, оглушенный, и разведчик, выдернув из-за спины меч, ударил в щель между панцирем и нижним краем шлема. Голова великана словно соскочила с плеч, ноги подогнулись и тело с грохотом распростерлось на залитой кровью земле.
Блейд сунул клинок в ножны, подобрал топор и отсеченную голову нура, потом шагнул к палисаду. Атака захлебнулась. Волоча раненых и лестницы, нуры откатывались назад, но отступали они в полном порядке — прикрываясь щитами и сплотив ряды. Блейд швырнул им вслед мертвую голову.
Сейчас он находился в правом углу палисада, Тарконес — в левом, ярдах в двухстах от него. Повернувшись туда лицом, разведчик протяжно закричал:
— Эгей! Тарко! Живой?!
— Живой! — донесся ответный крик.
— Считай! Их и наших!
Что считать, было понятно обоим. Они сошлись у середины палисада и, после недолгого спора и выглядываний наружу — для уточнения обстановки, — решили, что нуров убито больше семидесяти, а ранено сотни полторы — в основном, легко. Свои потери они могли оценить точнее, и результат выглядел устрашающим: почти две сотни хадров и восемь солдат из отряда Тарконеса были мертвы. Только на правом фланге три прорвавшихся за тын северянина успели перебить около четырех десятков моряков.
— Три за одного! Причем они вели наступательный бой, а мы сражались, будучи в укрытии! — Блейд покачал головой. — Плохо дело, Тарко!
Кузнец хищно оскалился.
— Пусть так! Зато я видел, какая у них кровь! Красная, как и у нас! И я видел, как они умирают! Я, сахралт с Восточного Архипелага, своей рукой раскроил череп нуру!
— Успокойся, Тарко. Разошли своих парней — пусть проверят, сколько осталось стрел и дротиков у хадров. Жир весь?
— Весь…
— Ладно, — Блейд махнул рукой и начал выкликать остальных командиров: — Мохнач! Щербатый! Гарпун! Шрам!
Гарпун был убит, располосован надвое, значит, клан Быстрого Рисарса выйдет в море под командой другого Хозяина. Остальным Блейд приказал вывести раненых через подземный ход, сложить в углу двора трупы павших, раздать пиво и еду. Раненых было на удивление немного — мечи нуров били наверняка.