— Я милостив сегодня, — сообщил он туземцу, — но в следующий раз мой гнев будет страшен! Я иду к Берглиону, и не желаю никого видеть на своем пути. А потому ты, волчий потрох, пошлешь немедленно гонцов ко всем остальным ублюдкам на севере… что глодают кости у своих прорубей. Гонцы скажут так: Великий Дайр идет, бегите с его дороги! Понял?
Харат кивнул; глаза его были круглыми от ужаса.
— Вперед! — Блейд шлепнул Аквию по спине, и сами рванулись на восток, навстречу медленно восходившему багровому диску.
Глава 7
Весь день, пока их парты мчались к востоку, к покинутой стоянке, Аквия была необычайно молчалива, Блейд с тревогой поглядывал на нее; казалось, она думает над какой-то трудной, почти неразрешимой задачей. Неужели плен у дикарей так повлиял на нее? В конце концов, она не пострадала; вонючий дым и заклинания покойного Плата в счет не шли. Разве что сказывались напряжение и страх… Конечно, она боялась! Каким бы сильным не было её психологическое воздействие на туземцев, голод есть голод, мясо есть мясо…
Лишь раз она положила тонкую руку на мохнатое запястье Блейда и тихо произнесла:
— Спасибо, Риард… Ты не только сильный мужчина… ты — великий воин!
Но Блейд слышал подобные похвалы не впервые и остался равнодушен к её словам. Дела интересовали его больше.
Они нашли свое припрятанное имущество и решили в этот день не двигаться дальше — пусть гонцы Харата разнесут весть о Великом и Ужасном Дайре, который идет на север.
К вечеру, поужинав, Блейд и Аквия сидели в шатре. Как всегда, женщина устроилась на ложе, где теперь добавилось немало пышных шкур; разведчик примостился на перевернутом котле. Поигрывая сосудом с янтарной мазью, Аквия подняла на спутника взгляд зеленых глаз. Казалось, она пришла к какому-то решению; лицо её посуровело, грудь под плотно запахнутым халатиком вздымалась в неровном дыхании.
— Скажи, Риард… — её звонкий голос чуть дрогнул, — ты сделал это ради меня?
Блейд помолчал.
— Нет, не только. — Он подумал, что в данном случае правда уместней всего. — Для себя… но и для тебя тоже.
— Для себя — я понимаю… — головка в бледном золоте волос склонилась в утвердительном жесте. — Но для меня?.. Почему?
— Хочу, чтобы ты попала в Берглион…
Ее глаза вспыхнули, на миг Блейд ощутил, как тонкая иголочка проникла под череп, в самый мозг. Потом Аквия перевела дыхание и прошептала:
— Ты сказал правду… действительно, правду! Риард, мой страж, мой хранитель!
Тонкая рука женщины легла на его волосатую лапу халатик распахнулся, и полные груди с напряженными сосками вырвались на волю. Блейд сглотнул слюну. Нет, не только глаза его и губы остались безволосыми, была еще одна часть тела, и она все настойчивей давала о себе знать. Он пожирал взглядом налитые полусферы грудей, и бледно-алые соски, и тонкую талию, восхитительно гибкую и волнующую, и мраморные амфоры бедер, и светлый треугольник между ними, почти физически ощущая его упругую твердость.
Твердость? Неужели она хочет его? Медведя, монстра, полузверя?
Аквия поднялась, сбросила свое одеяние. Медленно-медленно скользили ладони, втирая в кожу сат-па, согревающую янтарную мазь. Плавно и неторопливо касались они шеи, хрупких плеч, живота, длинных стройных ног… Потом она повернулась. Спина, чуть выступающие лопатки, поясница, мягкие выпуклости ягодиц… Блейд с трудом сдержал стон. Зачем она делает это? Зачем мучает его?
Женщина опустилась на колени; бедра её были плотно сжаты, кожа начала розоветь под действием бальзама.
— Риард… иди ко мне…
Ему послышалось? Или серебряный колокольчик прозвенел на самом деле?
— Риард… иди ко мне…
Он потряс головой, отгоняя наваждение: бурые космы всколыхнулись, затанцевали по плечам.
— Риард… иди ко мне…
Она почти пела эти слова, срывавшиеся с розовых губ как магическое заклинание: «Риард… иди ко мне…»
Будто зачарованный, Блейд передвинулся со своего котла на мягкую постель. И Аквия двинулась ему навстречу. Ладони её теперь скользили по косматым плечам, бедра широко разошлись; миг — и она сидела у него на коленях, обнимая за шею и спрятав лицо на груди. Казалось, прикосновение нежной кожи к жестким волосам лишь волнует её все больше и больше, подогревая страстное желание.
Ноги женщины скрестились на спине Блейда. Она подняла голову, тонкие пальцы нетерпеливо тормошили его бороду и усы, пролагая дорогу к губам, потом она приблизила свое лицо, и горячий язык проскользнул внутрь, обжигающий и юркий, как нагретая солнцем ящерка.
Аквия привстала, не отрываясь от его губ. Теперь её руки возились где-то внизу, разбирая шерсть волос к волоску, прядка за прядкой, освобождая то, что требовалось освободить. Блейд играл с её языком, обхватив ладонями округлые ягодицы и почти не ощущая кожи. Но запах он чувствовал! Пьянящий, терпкий и нежный аромат, который сводил его с ума!
Головка Аквии откинулась, она резко опустилась вниз, издав короткое серебристое «Ах!» Блейд поймал губами сосок и стиснул; женщина застонала, извиваясь в его руках. Потом, упершись пятками в мягкий ворс постели, она начала ритмично раскачиваться, испуская звонкие хрустальные возгласы, что таяли под кожаным пологом как ликующие вскрики сказочной птицы.
И Блейд понял, что обоняние и слух дарят ему то, что отнято грубой, нечувствительной кожей, заросшей бурыми лохмами. Он слушал и вдыхал — и это возбуждало не меньше, чем те восхитительные плавные движения, которыми Аквия доводила до экстаза свою и его плоть, чем её набухший сосок на языке, чем кольцо её ног, сжимавших его тело.
Долго, долго — целую вечность! — длился этот поединок красавицы с чудищем; потом оба они застонали и замерли в сладкой истоме. Нимфа отдалась фавну, эльфийка снизошла до тролля, лоно Снежной Королевы оросил животворный поток, исторгнутый зверем.
Уставшие, они лежали в темноте, и руки Блейда обнимали тонкий стан и плечи Аквии. Разведчик улыбался: теперь и в этом мире у него была своя женщина. Настоящая женщина.
Аквия зашевелилась, её ладошка блуждала по груди возлюбленного, пытаясь проникнуть к коже. Тщетно! Шерсть была слишком густой.
— Риард, давай я освобожу тебя от этого…
Блейд подумал.
— Нет, моя королева. Путь еще далек, кругом — холод и снег. Если тебе не слишком неприятно.
— Не слишком… — она хихикнула, как напроказившая девчонка. — Скорее наоборот! Но я думаю, что неприятно тебе.
— Мы достигли огромного прогресса в наших отношениях, — заметил Блейд, снова улыбаясь в темноте, — теперь мы думаем друг о друге.
Аквия повозилась у его груди.
— Риард?
— Что, милая?
— Когда мы придем в Берглион — что ты будешь делать?
— А что будешь делать ты?
Она помолчала, потом вдруг начала шептать прямо ему в ухо, горячо и сбивчиво:
— Раньше я думала — увидеть и умереть… Теперь я хочу жить… жить! Понимаешь, Риард, когда-то мир был совсем иным, ярким, щедрым… много, много тысяч лет назад… никто не знает теперь, сколько прошло времени с тех пор. Предки… о, предки умели многое! Меняли мир, меняли себя, и то, что я умею — лишь отзвук былых знаний. Летали… да, летали далеко, очень далеко! Многие улетели совсем, немногие — остались… Но мир был по-прежнему прекрасен! — она судорожно вздохнула. — Потом… потом что-то случилось с солнцем… Стало холодно… Льды покрыли Дарсолан, сковали все моря, все земли на севере, на западе и востоке. Леса, травы — все умерло… умерли краски, цвета — зеленый, красный… Лишь на юге остались деревья — фиолетовые, как небо на закате… Люди… люди тоже умирают. Мой край, древний Кламстар, опустел… В Городе, — она так и сказала «в Городе», и Блейд понял, что Город — один. — Да, в Городе осталось пять тысяч семей… в поселках — может, еще столько же… — Аквия тесней прижалась к Блейду. — Они не хотели, чтобы я уходила. Таких мало… даже в Доме Властителей, среди избранных, где способности передаются по наследству… Людей же надо лечить… утешать… дарить им легкую смерть…