Тюрингем, стараясь быть самым услужливым из оруженосцев, то и дело заезжал далеко вперед, проверял дорогу, как он объяснял, хотя что ее проверять, едем не через дикую сельву, здесь обжитые земли, но однажды мы увидели, как несется навстречу, едва не загоняя коня, с истошным криком:
– Войско сэра Гуинга Одноглазого и лорда Гелейна осадили замок волшебницы Клаудии!
Гунтер покрутил головой:
– Давно пора. После того, как граф де Гелейн выдал дочь за сэра Одноглазого, их общая мощь выросла даже больше, чем вдвое. А земли, что теперь практически под одной рукой? С трех сторон окружили клочок, на котором замок Клаудии. Ее земля как клин в их владения… Любой бы постарался округлить!
Я поинтересовался:
– А что, не отобьется? Она ж волшебница!
Гунтер подумал, сказал с осторожностью:
– Одна львица против стаи волков… Все зависит от того, сколько волков. К тому же Одноглазый и сэр Гелейн все обдумали заранее. Такие вещи рассчитываются загодя, загодя… Еще до того, как решили о женитьбе, уже в планах захватили замок волшебницы и посадили туда внуков… так что не думаю, что она устоит.
Не устоит, подумал я. Слишком уверовала в свои силы, думает только, как пробраться в подвалы Галантлара, а теперь уже мои. Спит и видит, как будет там шарить, а я, прикованный к стене, стою и жалобно прошу ее дать хотя бы напиться…
Гунтер смотрел с ожиданием, в глубине глаз мелькнули веселые искорки. Я легонько сжал конские бока, единорог сделал первый скачок.
– Посмотрим, – крикнул я.
Ветер ударил в лицо с такой силой, как будто я налетел на подушку безопасности. Пригнувшись, я несколько мгновений слушал стук копыт, выпрямился, и конь, выскочив на вершину холма, тут же остановился.
По ту сторону долины на таком же пологом холме чистым желтым огнем горит в лучах полуденного солнца изумительный замок. Прошлый раз я видел его в лучах заходящего солнца, тогда он казался высеченным из непомерно огромного рубина: красный, даже багровый, а сейчас как будто из непомерно огромной глыбы янтаря изумительной красоты…
Внизу в долине шесть серых требушетов, все установлены в ровную линию. Требушеты похожи на колодезных журавлей, жуткий скрип доносится даже сюда. Я видел, как длинная неопрятная ложка описала дугу, вылетел огромный камень и понесся в сторону замка. Я машинально проследил за ним взглядом, камень уменьшался в размерах, донесся глухой стук. Не видно, появилась ли вмятина на янтарной стене, но, возможно, один из блоков в стене треснул. Внизу целая россыпь этих массивных булыжников, похожих на гору гниющего мусора. Когда стена будет разрушена хотя бы наполовину, по этой горке вскарабкаются нападающие.
Перед требушетами мельтешат крохотные фигурки всадников, пеших ратников. Все пялятся на замок, вылазки не ждут, иначе выслали бы на охрану дорогих метательных машин народу побольше. Один всадник понесся в сторону замка, что-то выкрикивает, машет руками.
По эту сторону требушетов в полусотне шагов два шатра: ярко красный и красный с оранжевым. Красный побольше, что естественно, да не сравняется вассал даже в такой мелочи с господином, костры, вокруг огня народ, что-то жарят, пекут, просто жгут поленья, бездумно глазеют в огонь. Чувствуют себя вольготно, сволочи.
За спиной простучали копыта, на взмыленных конях появились Гунтер, Зигфрид. В глазах Гунтера я увидел страх и почтение, Зигфрид смотрит почти с ужасом.
– Что у вас… за конь… – прохрипел он.
А Гунтер сразу сказал деловито:
– В красном – Конкейн, брат Гуинга Одноглазого, в оранжевом – Орандж, он всегда носит цвета своего имени. Неистовый воин, страшный в бою, с ним всегда его два брата. Им навстречу лучше не попадаться.
Зигфрид добавил с осторожностью:
– Да и вообще там человек сорок, если не пятьдесят.
– Но рыцарей только пятеро? – уточнил я.
– Не меньше, – согласился Гунтер. – Это Конкейн, Орандж с братьями, но среди тех, кто у костра, могут оказаться два-три однощитовых рыцаря.
Я задумался. Рыцари, как уже знаю по школьным урокам истории – товар штучный, не так просто собрать рыцарей в одном месте больше трех, если не для пира или турнира. В тыща двести девяносто пятом году в Эссексе, крупном графстве Англии, было всего двадцать четыре рыцаря, не считая одиннадцати старых и больных, которые не в состоянии были даже взобраться на коня, а все потому, что снарядить рыцаря дороже, чем в нынешней деревне купить бронетранспортер. В сражении при Линкольне, едва ли не самой крупной битве в Англии в тыща двести семьдесят первом, с одной стороны, яростно сражались восемьсот рыцарей, с другой – шестьсот. Погиб только один рыцарь, да и это считалось крупной потерей. Правда, сколько полегло простых воинов никто не считал, да и зачем – простых набрать и снарядить проще простого. Простых везде, как мух. И берутся откуда-то сами, как мухи.
– Похоже, – признал я, – леди Клаудии придется туго.
– Не просто туго, – сказал Гунтер с удовлетворением.
Я молчал, стараясь врубиться в ситуацию, но в голове пусто, ведь женщины и мысли вместе не приходят. В жизни обманывают только три вещи: часы, весы и женщины, видимо, этот Конкейн решил ответить на обман чисто по-мужски. Вроде бы и нехорошо так поступать с женщиной, все-таки слабый пол, но если этот слабый пол вздумать играть по правилам сильного, то что ж…
Зигфрид быстрым взглядом окинул расположение требушетов, количество всадников.
– Ей не выстоять, – произнес он. – Не знаю, что у нее за колдовство внутри замка, но отсюда ее замок разнесут по камешку.
– Не за одну неделю, – предположил я.
– Да хоть за год, – сказал он. – Насколько я слышал, у нее нет друзей?
– На помощь никто не придет, – подтвердил Гунтер злорадно. – Она всегда держалась от всех в сторонке. Все-таки… гм… колдунья, а здесь земли христианские…
– Зря не вышла замуж, – сказал я. – За кого-нибудь из соседних лордов. Или за дальних – неважно. Воинская мощь колдовству не помеха.
Гунтер хмыкнул.
– Иногда женщина не может найти себе мужа в мужья потому, что пьяные ей не нравятся, а трезвым не нравится она.