– Вот что, – сказал я, чувствуя как бешенство овладевает мною и зубы начинают лязгать. – Вот что, граф... Я делаю то, что изволю! Хотите помешать – попробуйте! У вас десять рыцарей, а нас двое. Даже если одолеете, вас останется много меньше... если кто-то останется, вы ведь видели нас на турнирном поле? И что тогда с вашей миссией?
Он процедил сквозь зубы:
– Я, кажется, догадываюсь, что вы хотите.
– И что же?
– Вас попросту убьют.
Я зло оскалил зубы:
– А что пытаетесь сделать вы?
Граф Мемель, молча прислушивающийся к спору, сказал мрачно:
– Благородный сэр Эбергард, не мешайте сэру Ричарду. Если погибнет в схватке с преследователями, это лучше, чем если мы начнем рубить друг друга.
Сэр Смит смотрел на меня с беспокойством.
– Сэр Ричард!
– Езжай с братом Кадфаэлем, – велел я, – и береги его. И – больше верь мне. Ты же знаешь, мне иногда нужно уединяться для молитв!.. Бобик, ты с ними. Не спорь!
Смит вздохнул и пошел рядом с монахом, который тоже, оказывается, важен, а вот он, победитель турнира, почему-то не удостоился ни самих видений, ни появления в чьих-то видениях. Я вздохнул с облегчением, к счастью, сэр Смит не очень-то раскидывает умом и не подумал, что на самом деле я ни разу не уединялся для молитв, но, главное, сказано убедительно, я вообще-то молодец.
Они из последних сил пустили коней рысью, а я оставил Зайчика у подножия скалы, покарабкался как можно быстрее наверх. Ноги дрожат, даже руки как ватные, никогда не думал, что так зверски устану за дорогу. Сердце стучит, будто старается вырваться, а дыхание горячее, как у дракона, и частое, как у землеройки.
Сыновья Хайбиндера ехали, как обычно, чуть впереди отряда, остальные растянулись в длинную цепочку. Каменистая почва не позволяет здесь идти широкой цепью, что просто прекрасно. Я сдернул с плеча лук, быстро наложил стрелу. Дыхание начало выравниваться, а руки постепенно наливаются силой.
Я вскинул лук, Чезвиг и Тараскон как раз на дистанции выстрела, быстро оттянул тетиву и отпустил стрелу. Тут же выпустил вторую, третью, четвертую. К Чезвигу как раз подъехал один из сыновей короля, две стрелы поразили его дядей, а третья ударила в забрало младшего королевича. Он закричал и зашатался, ухватив обеими руками древко стрелы.
Остальные пустили коней в галоп, кто-то закричал, указывая на меня, до этого смотрели только вперед, я начал выпускать стрелы одну за другой, взглядом стараясь держать уязвимые точки в доспехах, но многие успевали закрываться щитами и стрелы с сухим треском разбивались в щепки.
Кто-то из старших рыцарей, закрывшись щитом, о который я расщепил не меньше пяти стрел, орал и указывал в мою сторону обнаженным мечом. Рыцари, горяча усталых коней, пустили их вскачь, домчались до скалы, обогнули и тут обнаружили, что все остальные из нашего отряда удаляются по пустой и пыльной дороге, а я – именно тот, кто им нужен, засел на вершине скалы.
– Взять его! – заорал рыцарь в дорогих доспехах, я не знал его имени, видел только по гербу на щите, что это средний сын Хайбиндера. – Убить на месте!
Я крикнул:
– Вас сколько осталось? А вернется еще меньше!
Они быстро покидали седла и гурьбой полезли на скалу. Я выпустил еще с десяток стрел, два рыцаря с криками скатились вниз, остальные умело закрывались щитами, поднимались упорно и настойчиво. Выждав еще с минуту, я медленно опустил лук и положил на землю рядом с собой, рука моя опустилась на рукоять меча.
Рыцарь крикнул:
– Я, принц Теодор, сын короля Хайбиндера, велю тебе спуститься!
– Зачем? – спросил я с неподдельным интересом.
– Слезай! – повторил он тупо. – Я обещаю рыцарской честью, что умрешь в рыцарском поединке. Иначе забьем как бешеную собаку!
– Да, конечно, – ответил я, – как же, забьете...
На лицах карабкающихся злое торжество, как бы я ни был хорош с мечом, но против пятнадцати человек не устоять, а в таких схватках не до рыцарских правил, можно и всем на одного... я быстро сдернул с пояса молот и швырнул в шлем ближайшего. Стальная болванка с грохотом обрушила сразу несколько человек, я поймал в воздухе и сразу же бросил в группу, что поднимается с другой стороны.
Лязг, грохот, скала очистилась от железа, я тут же подхватил лук и выпустил десятка полтора стрел, из которых больше половины нашли цель. Еще человек семь уже лежат беспорядочными грудами железа в красных лужах, смятые страшными ударами молота.
Теодор в страхе и непонимании опустил щит, не веря глазам своим. Я быстро вскинул лук и, воспользовавшись случаем, всадил стрелу в узкую щель для глаз. Он вскинул обе руки, как будто пытался ухватить ушибленное место, но не дотянулся и рухнул с поднятыми руками. Внизу дикий крик, слышались проклятья, лук в моих руках подрагивает от частых рывков. Стрелы жалеть не приходится, как и это растерянное стадо, что в полной уверенности гналось за беззащитной овцой, а та вдруг превратилась в лютого волка.
– Получайте! – крикнул я громовым голосом, сам не ожидал от себя такого рева. – Я же говорил, что Господь покарает?.. Он и покарал руками своего верного паладина!
Всего трое сумели поймать коней и поспешно вскакивали в седла. Без всякой жалости я всадил всем троим стрелы в щели между кирасой и шлемом. Кто охотится на измученных людей целой толпой, кто отказывает им в куске хлеба и глотке воды, тот не попадает ни под какие конвенции.
По вечерней дороге со стороны юга пыль столбом, я всмотрелся: из желтого облака вылетели на взмыленных и храпящих от изнеможения животных сэр Смит, граф Эбергард и граф Мемель, а за ними остальные рыцари.
Все уже с обнаженными мечами, готовые рубить и крушить, упиться яростной схваткой... Я с удовольствием смотрел с высоты, как они остолбенело уставились на грандиозное побоище. Часть коней уже успокоились и бродят между павших, другие испуганно бегают кругами, ржут, напуганные свежей кровью, в то же время страшатся далеко уйти от людей.
Я спустился со скалы, помахал всем.
– Вот и хорошо, что вернулись. А то я здесь в одиночестве молился, молился... Все о высоком, о благе человечества! О духовном. Сэр Смит, выберите себе лучшего коня, эти не так заморились... и брату Кадфаэлю тоже. Граф Эбергард, прошу прощения за резкие слова. Они были вызваны предельной усталостью, но все равно мне прощения нет, я надеюсь только на ваше великодушие.