— Гм, я такой…
— Люди, — пояснил он, — верят в то, во что хотят верить, а не в то, что есть на самом деле.
Мачта поскрипывает, весь корпус корабля кряхтит, как старик перед внуками. Я проводил взглядом удаляющуюся фигуру гранитного чудовища.
— Хорошо, не обучили метать камни!
— Дурак, — сказал Ордоньес. — Наверное.
— Вы правы, — сказал я, — камнями начали бросаться умные, чтобы дураков побивать издали. А раз мы умные, то в первую очередь оснастим свою эскадру метательным оружием.
— О будущем думаете?
— Какое будущее? — изумился я. — Корабли уже строят!.. Не буду мешать вам, адмирал. Пойду рисовать карту, что мне приснилась.
Он скептически хмыкнул мне вслед.
Я велел принести бумагу и письменные принадлежности. Стюарды мечутся, тихие, как мыши, вид у лорда что-то очень уж озабоченный, как бы не было беды.
Насколько помню школьные уроки, только в Индонезии семнадцать тысяч островов, хотя официально признаны только тринадцать тысяч шестьсот шестьдесят семь… во, у меня память! Как у стада слонов. Даже в крохотной Норвегии их сто пятьдесят тысяч, островов, а не слонов, в Греции больше двух тысяч, хотя сами греки хвастливо называют цифру в шесть тысяч, да что там Греция, если в крохотной Хорватии их несколько сотен!
Про серьезные моря и, тем более, океаны, и говорить нечего, там их не десятки, а сотни тысяч. Плюс ко всему именно на островах изоляция приводила к неожиданным вывертам эволюции… так что именно здесь может подстерегать то, чего я постарался бы избежать.
Незримый Страж, силу которого я не хочу пробовать и даже думать о таком, предупредил, чтобы я дальше не совался, там нечто особо охраняемое, а где охраняют особенно тщательно, там может оказаться основной массив самых лакомых островов. И не может, а наверняка окажется.
Я старательно вел пером по бумаге, время от времени обмакивая в чернильницу, островов многовато, но память цепко держит все изгибы берегов, расстояние между соседними, точные пропорции, рельеф, линии…
Бумаги не хватило, я торопливо схватил другой лист. Ордоньес вошел на цыпочках, я услышал жаркое дыхание за спиной, перестал рисовать и сделал вид, что веду острым кончиком пера по водной глади между двумя островами, измеряя расстояние.
Он некоторое время сопел сзади, затем я услышал его несколько потрясенный голос:
— Это их столько?.. Ничего себе!
— Еще не все, — заверил я.
— Господи, — сказал он, — их в самом деле как семечек в огурце!.. Откуда у вас такая подробная карта?
— А что, в мой вещий сон не верите?
— Верю, — ответил он, — но чтоб с такими подробностями… гм…
— Тогда император прислал, — сказал я. — Как эрцгерцогу этих самых островов.
— Эрц… — проговорил он, — эрц… чего?
— Эрцгерцогу, — повторил я. — То есть я уже не герцог, а так… нечто повыше. Чуть-чуть. Ну сколько, я спрашиваю, можно герцогом быть? Засиделся, образно говоря, весьма зело. И даже обло не лепо ли не бяше. Но, конечно, ниже… гм… всяких там, так что можете не снимать шляпу… Эта вот часть, что известна императору, а вот туда дальше… гм… либо не заплывали его бравые капитаны…
— …либо еще более бравые им обломали рога, — сказал он угрюмо.
— Во что верите больше?
— Да, — согласился он. — Императоры они такие… загребущие. Значит, там им сумели дать по сопатке. Думаю, не стоит получать и нам. Я как-то больше люблю других сопатить. Все-таки у императора и флот побольше, и людей не жалко, их, как муравьев на дохлой жабе…
— Значит, — сказал я, — вот на этой стороне карты оставим пятно и напишем: «Здесь могут водиться драконы».
Он нахмурился, нехотя кивнул.
— Мы с Юга шли через океан намного западнее. И попали к берегам Сен-Мари миль за пятьсот отсюда по береговой линии. Острова по дороге попадались, но гораздо мельче. В основном необитаемые. Да мы и сами благоразумно не покидали кораблей, за исключением группы матросов, которых отправлял за питьевой водой.
— И за дичью, — добавил я.
— И за дичью, — согласился Ордоньес. — На рыбу уже смотреть не могли.
— Благоразумно, — похвалил я. — Вашей целью было пересечь океан и достичь моих владений на этом берегу. Нарываться на подвиги будем позже.
— Нарываться? — переспросил Ордоньес, он поднял брови, услышав новое слово. — Это что-то особое?
— Еще как особое, — заверил я. — Даже особенное. Кстати, ближайший из отмеченных на карте островов прямо по курсу, если я правильно нарисовал. Он похож на гору, что торчит прямо из моря. На лодке можно причалить лишь в одном месте, а так везде отвесные скалы. Да и то очень осторожно, наверняка подводные камни могут повредить днище…
После обеда налетел короткий злой шторм, корабль поднимало на волны к небесам и швыряло в бездонные глубины. У меня всякий раз замирало сердце, словно в невесомости падаю с высокой скалы, затем шторм так же внезапно ушел, даже не ушел, а исчез прямо на месте, словно рассыпался.
Примчался вахтенный с докладом, что, дескать, повреждений нет, если не считать того-то и того-то, неплохо бы подправить.
Ордоньес нахмурился, взгляд его уперся в остров, мимо которого корабль проползает медленно и аккуратно на полуспущенных парусах.
— Похоже, — произнес он мрачно, — там хороший строевой лес. Надо взять пару стволов, этого хватит.
Матрос умчался, я спросил с удивлением:
— Это такая короткая буря потрепала так сильно?
Он покачал головой.
— Нет, потрепал переход через океан. На обратный переход сил не хватило бы и нашим двум кораблям, но для каботажного плавания вдоль берега мы еще можем некоторое время… Вот и перевозили рыцарей из Вестготии. А этот шторм повредил то, что уже и так требовало ремонта.
— Да, — сказал я с чувством, — понимаю. Раньше полагал, что моряки в море только и делают, что лежат на палубе под солнышком или проигрывают штаны друг другу в кости.
Он ухмыльнулся.
— Многие так думают.
На палубе был стук ног, крики, шлюпку опустили на воду. Помимо гребцов, вооруженных топорами и пилами, по веревочной лестнице слезли и двое плотников.
Я кивнул Ордоньесу.
— Дорогой адмирал, скоро увидимся!
Он крикнул вдогонку:
— Вы… тоже?
— А как же, — ответил я.
Он сказал с досадой:
— И чего я спрашивал?
Я сбежал на палубу и взялся за веревочную лестницу, но дорогу загородил Юрген.
— Что тебе? — спросил я с удивлением.
Он заметил мрачно:
— Вообще-то не по рангу вашей светлости лично высаживаться на берег. Это умаление его достоинства.
— Так я же не цветочки нюхать иду!
— Тем более, — возразил он. — Вы — главный, а на берегу может быть всякое…
— Что?
— Не знаю. Чужой берег. Совсем чужой. Разве не чувствуете?
Я пожал плечами.
— Чувствую. Но что делать, я больше других готов ко всякому. Если что случится… у других шансов вернуться еще меньше.
Он проворчал:
— Ваша светлость, нас много, вы — один… такой. Вас надо беречь. Если с вами что случится, нам всем придется несладко.
Голос его был грубый, смотрит раздраженно и сердито, но что-то отечески заботливое я вдруг увидел и ощутил в его огромной взъерошенной фигуре.
— Мы все вернемся, — заверил я тепло. — По возможности, целыми.
Меня ждали в качающейся лодке, Мишель оттолкнулся веслом от корпуса корабля, все выждали пару секунд и разом, как одна гигантская сороконожка, опустили длинные лапы весел.
Лодка ускоряющимися рывками начала отдаляться от корабля, весла врезаются в воду красиво и почти одновременно.
— Греби дружнее! — прокричал Юрген. — Это какой у нас остров в океане по счету?
Мишель ответил угрюмо:
— Я умею считать только до десяти…
— А я до трех, — ответил ему в тон один из матросов.
— А я вообще не умею, — сказал Юрген и добавил хвастливо: — Мой козырь выше!