— Нет, — ответил он растерянно, — как-то не…
— Ну вот, — сказал я, — пусть подерутся.
Он некоторое время бежал за мной следом, молчаливый и насупленный, потом я услышал, как вдруг всхрапнул и приглушенно заржал, как конь, которому зажимают челюсти.
Стена покрыта чем-то странно знакомым, я бы назвал это чешуей гигантской рыбы, если бы такие исполины существовали. Сама стена с легким наклоном и сторону моря, чтобы по ней можно скатывать глыбы. Так они, набрав скорость, собьют с ног и покалечат больше народу, чем если бы их просто сбрасывали с отвесной.
Скользить вниз легко, если бы не закрепленная вверху веревка, унесло бы вниз моментально, а так я успел при спуске даже пощупать эти странные чешуйки и убедился, что если карабкаться снизу, они приподнимаются, впиваясь в тело, и верх стены становится вообще недостижим.
Уже внизу я рассмотрел далеко на берегу одинокую лодку, людей нет, пошел с осторожностью, но из-за камней на берегу послышался радостный голос:
— Это же милорд вернулся!.. Милорд, мы здесь!
Они бросились сразу к лодке, начали сталкивать в воду. Ганшилд, суетясь больше всех, трудился, упирался ногами, пыхтел; наконец днище заскрипело, еще три пары рук ухватились за борта, все попрыгали в лодку, начали расхватывать весла.
— Ваша светлость, — спросил Мишель жадно-почтительно, — как вы там…
Со стороны города высоко в небе беззвучно вспыхнуло страшное багровое пламя. Некоторое время мы смотрели на это в почтительном молчании, потом все вздрогнули от мощного грохота. Верхушка горы раскололась со страшным треском, в ярком свете пожара стремительно взлетели темные на пурпуре пожара изломанные камни. Кроме приготовленных для метания по кораблям, я хорошо видел подсвеченные багровым огнем, украшенные барельефами обломки бордюра.
— Понятно, — сказал Мишель дрогнувшим голосом, на его лице отпечатался благоговейный восторг. — Хорошо погуляли!
— Милорд всегда так гуляет, — хвастливо пояснил Юрген, — не то что мы… Посуду побьем, стулья и столы поперевертываем… Ну, разве что корчму или таверну разнесем…
— Да, — сказал Яков, — наш адмирал говорил, что милорд меньше, чем на город, не разменивается. Хороший огонек, да?
Ганшилд прошептал:
— Это что же… все те запасы горючих масел… вот так сразу?
— Гулять, — пояснил я, — так гулять. Вам что, ради веселья жалко? Тем более чужое…
Ганшилд сказал торопливо:
— Что вы, мой лорд! Это такое счастье видеть…
Юрген сказал строго:
— Хватит болтать! Гребите, морды. У меня пальцы затекли держать эти драконьи яйца.
— Мишель, — распорядился я, — возьми один кувшинчик у Юргена, он же барон, а ты кто?.. Да только осторожно, лодка вспыхнет так же весело, как и катапульты. А благородный барон заменит тебя на веслах…
Я уселся на корме. Весла дружно врезались в воду, а Ганшилд спросил меня ликующе:
— Значит, вы на нашей стороне?
Я покачал головой.
— Я на своей.
— Но вы, — пролепетал он, — уничтожили все катапульты…
— И что? — спросил я. — Рутинная проверочная инспекция, так сказать. Хорошо ли в этом регионе пространства охраняют ключевые посты? Я проверил. Хреново бдят. Вот и все. Поплыли дальше.
Он дернулся, умолк, потом медленно помрачнел, когда до него дошли слова насчет того, что охраняют хреново. А наверняка дальше в архипелаге охраняют еще хуже, чем здесь.
— И что собираетесь делать?
Я пожал плечами.
— Как принято. Разделяй и властвуй. Кто-то захочет воевать, а кто-то поспешит с нами заключить союз… Как думаете, кто выиграет?
Он ответил дерзко и с вызовом:
— Это зависит! Если к вам поспешат с заверениями любви и дружбы, а то и покорности, пятеро, а войну объявят пятьдесят, то плохо придется и вам, и вашим союзникам. Для вас они союзники, для нас — предатели!
— Но вы же враждуете друг с другом?
— То другое дело, — возразил он. — Споры между братьями не в счет. А вы не просто чужак, вы… совсем чужак!
Я подумал, кивнул:
— Хорошо, хорошо. Оставим это пока. Я даже не буду показывать на Авеля и Каина, Ромула и Рэма. Иосифа и брательников и… многих-многих. Просто скажу, что брат заключает против брата союз даже с самим дьяволом.
Рассвет высветил голые мачты обоих кораблей, каравеллы застыли на море красиво и грозно, как врезанные в мир древней гравюры, прекрасность и триумф человеческого гения.
На их фоне маленький когг выглядит жалобно, как суслик рядом с двумя медведями. Но эти медведи пришли ему на помощь и стоят за спиной, готовые вступиться, как только суслик свистнет.