Я сказал успокаивающе:
– Тихо-тихо. Это не мое дело, я вмешиваться не собираюсь. И вообще я ничего не видел. Это ваши с бароном тайны.
Она сказала потерянно:
– Но как вы… поняли? Ведь вы еще вчера… когда не разрешили идти в общую комнату, где спят вповалку…
Я сказал отечески:
– Тебе не четырнадцать, а все семнадцать, верно? Как маг высшей гильдии я учуял твои феромоны… неважно, что это, просто учуял. Другие не учуют, не беспокойся. Это я один весь из себя такой чувствительный, что хоть стихи пиши. А пока отнеси барону кирасу. Ты правильно сделала… сделал, что чистишь на крыльце. Все должны видеть твое усердие.
Глава 7
Утро, солнце только карабкается наверх по небосклону, но вокруг изломанно-жаркое море скал, похожих на надгробные памятники, и надгробные памятники древних народов, похожие на скалы.
Слева от дороги земля пошла вниз, сперва полого, затем уже настоящий обрыв, пока наконец он не ушел настолько вниз, что в глубине все покрылось плотным туманом. Я полагал, что дело в расстоянии, там низина, а мы на высоте, но граф Гатер поглядывал хитро, поинтересовался:
– В Сен-Мари такого нет?
– Какого, дорогой граф?
Он ответил любезно:
– Это и есть Земля Вечного Тумана. Отсюда кажется плотным, но на самом деле там еще плотнее. Как сметана! Пальцев на вытянутой руке не видно…
– И что, – спросил я недоверчиво, – так бывает часто?
– Так всегда, – ответил он с гордостью, словно сам накрыл долину таким плотным одеялом. – Это же та самая Земля Вечного Тумана!
– Ага, – сказал я, – та самая. Тогда понятно… Но если там туман не проходит, ужас какой, это же и ночью такое?
– Да.
– Чего народ оттуда не убежит?..
Он покачивался в седле, красивый и нарядный, совсем не страдая от жары, глаза блестят весело и задорно.
– А зачем? – спросил он хладнокровно. – Как ни странно, местные считают долину вполне сносным местом.
Я спросил с недоверием:
– В самом деле? Что за чудаки?
– Там не бывает засухи, – объяснил он, – туман спасает. Лето совсем не знойное, а зима благодаря туману короткая и теплая. Урожаи всегда обильные. Если вторгается враг, легко становится добычей местных, уже приспособившихся жить в таком вот счастье. Скот дает обильный приплод, коровы приносят по два теленка, не говоря уже об овцах, у тех два ягненка – дело обычное. Так что они по-своему счастливы. А что солнца не видят… ну, за безопасность и изобилие чем-то надо платить. В общем, человек может приспособиться к любой жизни.
Я в изумлении покрутил головой.
– Здорово. Раз так, то от моей просвещенной тирании никуда не денутся.
Он изумился:
– Просвещенной? Вы грамотны, ваша светлость?
– Ну, – сказал я в затруднении, – как сказать… Истинно просвещенный человек никогда не воюет. Но разве то жизнь?
Он с облегчением вздохнул:
– Я так и подумал.
Я посмотрел на него дружески – мы же одна каста рыцарей, мужское братство благородных людей, подумал, что Вестготия и Сен-Мари похожи и близки не только территориально, но и по уровню социальных отношений, можно сказать, народы-братья. На это и буду упирать в своей политике интеграции. Пока умолчу, что если братаются два народа, значит, идут против третьего.
Третий – это не народ, это весь Юг, потому пока будем говорить о всеобщем братстве, о Юге пока рано. Но Вестготии и Сен-Мари исторически суждено было вместе, несмотря на разделивший их геологический катаклизм.
Сводит королевства воедино Бог, короли всего лишь подписывают договоры. Так что я не больше, чем орудие Господа! В который раз.
Прислушиваясь к разговорам рыцарей, снова отметил, что никто ни разу не упомянул Творца или Христа, ни разу не перекрестился, да и церквей нигде не вижу, а должны бы уже попасться.
Дети и весьма младые юноши, склонные к бунтарству против всего мира взрослых, всегда утверждают, что церковь им не нужна, что им достаточно веры, а в этом случае не нужны посредники. Они предпочитают общаться с Богом напрямую, так как Господь везде и слышит каждого.
Долгое время и я так считал.
Копыта сухо стучат по твердой почве, долина выглядит загадочной, даже таинственной. Справа идут одинаковые холмы, за ними черные отвесы гор. Ветерок слабый, настоянный на дневных травах.
Небо синее, только одно одинокое облачко сиротливо оранжевеет, быстро растаивая, как утренний пар.
Издали увидели столб багрового с черным огня, словно горит нефть, но пламя бьет в небо слишком мощно, будто выстреливают им под большим давлением.
Рыцари даже не обратили внимания, значит, насмотрелись, привыкли, и я не стал задавать глупых вопросов. Горит, ну и горит. Значит, так надо.