Земля накрыта огромным скалистым плато, странно знакомым, а пять колонн… Дрожь пробежала по телу, мозг отказывался поверить, что это наполовину засыпанная ладонь с растопыренными пальцами. Загнутые кверху фаланги казались мне издали толстыми наклоненными колоннами, но теперь, вблизи, различаю даже четко вырезанные капиллярные линии.
Пес пронесся вперед, с разбегу запрыгнул на ладонь. Ветер сдувает листья с блестящего камня, отчетливо видны нестертые временем линии жизни и судьбы, на огромных пальцах множество черточек и линий, характерных для человека, уже пожившего и повидавшего. Гигантская ладонь, размером с теннисный корт, выглядит живой, так и кажется, что вот-вот сожмется…
– Бобик, – крикнул я предостерегающе, – ты бди!
Пес помахал хвостом, мол, за собой смотри, а я любого загрызу, пусть выкапывается. А если не загрызу, так напугаю, снова зароется уже с головой и ушами. Я пытался представить себе размеры всей фигуры, мозги скрипят и буксуют на месте, это что-то настолько циклопическое, что я просто не знаю, не понимаю, не верю, этого не может быть, потому что… да, потому.
Кажется, Гунтер рассказывал о погребенных городах и о том, как выкопали огромную яму, чтобы вытащить одну статую, а оказалось, что она установлена на крыше какого-то здания, наверняка многоэтажного. Так вот здесь эта статуя, даже если прямо на земле, будет повыше самых-самых небоскребов. В то, что нанесло земли, не поверю, не миллионы же лет промелькнуло, вот даже Геркуланум и Помпею быстренько откопали! Здесь какой-то могущественный колдун, как скажут, саму землю заставил двигаться, как морские волны: горы опускал, морское дно поднимал, так что глубоководные рыбы, никогда не поднимавшиеся к поверхности, оказывались пугающе близко к звездам. Может быть, некоторые виды и прижились в высокогорных озерах…
Издалека донесся сухой треск раскалываемого дерева. Зеленая верхушка за пару сот шагов от меня качнулась, пошла в сторону. Немного погодя дрогнуло под ногами, докатилось щелканье переламываемых веток. Я цыкнул на Пса, тот показывал всем видом, что вот сейчас ринется туда и всех разорвет на части, а ноги принесет для анализа.
Деревья медленно расступались, Пес насторожился, да и я услышал частый перестук топоров. Зайчик не спорил, когда я соскочил на землю и забросил поводья на луку седла, Пес по моему знаку пошел сзади.
Массивные стволы нехотя уходят в стороны, внезапно высовывают корни из-под земли, а то и вовсе из-под мха, нога проваливается, и можно от неожиданности либо вскрикнуть, либо выматериться. В далеком просвете вроде бы мелькнул силуэт, стук топоров все громче. Я крался все тише, всякий раз мимикрировал под те деревья, к которым прижимался, изображая безобразные наросты, только бы не вздумали наковырять из меня чаги.
Открылась не поляна, а обширная вырубка. Десятка два пней, деревья ко мне комлями, ветки в стороне громадной кучей, поляна чуть не подметена, а на той стороне двое усердно тюкают топорами. Еще один мерно взмахивает широким лезвием на длинной ручке, передвигаясь вдоль недавно сваленной лиственницы, мышцы играют, ветви отсекаются с одного удара.
Пес толкнул в бок, в глазах азарт и жадное нетерпение. Ты бери, мол, крайнего, я – всех остальных. Ладно, ты всех остальных, а мне оставь хоть крайнего.
– Нет, – шепнул я настойчиво, – ты – тихая ласковая собачка, запомнил?.. Людей не трогай, ты у меня не бультерьер какой, а что-то вроде пуделя. Ну, пусть таксы…
Он фыркнул с негодованием, я почему-то вспомнил Дженифер – с чего бы? Мужики замедлили удары, один крикнул:
– Джон!.. Посматривай!
Сучкоруб оглянулся.
– Вы ж в другую сторону валите!
– В другую, – согласился дровосек. – Но наклон, того…
Дерево затрещало, медленно наклонилось и величаво пошло падать, как я понял, в нужную сторону. Ветки обламываются с треском. Деревья недовольно шумели, некоторые старались поддержать падающее, но ветки прогибаются, тяжелый ствол проламывался все ниже и ниже, пока не ударился о землю, подпрыгнул и наконец застыл, как поверженный рыцарь в турнирных доспехах.
Я понаблюдал немного, пальцы поглаживают Пса, он едва не захрюкал от счастья. Пахнет свежими щепками, древесным соком. Над кучей веток вьются бабочки и стрекозы, а муравьи и жуки жадно пьют стекающий сок, хотя при случае хватают и увлекшихся стрекоз.
– Все ясно, – сказал я, – что ничего не ясно. Отползаем, доложимся Зайчику, а там будем в три головы принимать решение.
Пес, к моему удивлению, в самом деле послушно отполз, я не знал, что он умеет и так, к тому же сразу поймет и послушается.
Огромные мрачные деревья медленно выступают из сумрака, приближаются, угрожающе опустив ветви. Именно опустив, а не растопырив, у таких гигантов и ветви начинаются на немыслимой высоте, а снизу так же хищно тянутся толстые корни, вспучивают коричневый мох. Сильно пахнет гнилью, хотя упавших деревьев не так уж и много, муравьи исчезли, им нужен свет, зато под конскими копытами множество мокриц, сколопендр, уховерток, огромных улиток без раковин…
Пахнуло свежестью, ноздри уловили ароматы цветов, и лес моментально сменился веселым березняком, листья ярко-оранжевые, солнечного цвета и ярко-красные всех мыслимых и немыслимых оттенков. Я ошалело оглянулся, но нет, не перенесло, за спиной угрюмые деревья, там мрачно и сыро, выскочил припозднившийся Пес, его сразу охватило жаркое пламя солнечного света. Сквозь редкую листву на землю падают прямые лучи, греют кожу. Со всех сторон птичий щебет, крики, беличье стрекотанье, под ногами мягкая травка, а на множество цветов слетаются бабочки, стрекозы, жуки, шмели, пчелы.
Зайчик подбодрился, пошел веселее, словно этот мир ему роднее, а не те жуткие и мрачные дороги ада, по каким скакал при прошлом хозяине. Пес вообще гонялся даже за птицами, рот до ушей, глаза блестят, длинный язык на сторону, потом исчез надолго, а вернулся, облизывая перепачканный желтком нос.
Впереди блестело, а затем и заблистало во всю мощь, словно на земле вольготно расположилась скала из чистого золота. Деревья не расступаются, парочка гигантов шумит листвой на самой верхушке этой удивительной скалы, еще несколько торчат среди желтых и оранжевых камней. Пес обежал вокруг, исчез, донесся его возбужденный лай как будто из глубин земли.