Закрыв глаза, чтобы не мешали, я сосредоточился, мир стал зыбким, задвигался, все размывается, переплетается, странно и непривычно видеть то, что за деревьями, и не видеть в трех шагах, где голая проплешина, запахи просто плывут тонкими или широкими потоками. Шагах в полусотне в кустах расположилось не меньше десятка мужчин, я всмотрелся, вернее, внюхался, одиннадцать человек, все вооружены, но я только чувствую присутствие железа, однако оно не дает запахов, могущих оформиться в меч, топор или булаву.
Картинка есть, я медленно отступил и, стараясь не делать лишнего шума, пошел по широкой дуге, обходя опасных ребят. Хотя со мной ничего ценного, но вдруг да закурить попросят, лучше от греха подальше обойти, я же интеллигент, пусть эту зеленую братву местные ноттингемские шерифы вылавливают да вешают. Когда такое касается меня лично, то я хоть и убежденный гуманист, но за смертную казнь на месте.
Вообще-то здесь я, пожалуй, впервые в полной мере применю прием, придуманный еще на Каталаунском турнире. В смысле, что победа достанется легче, если в самом начале спора или драки показать слабому, что ты много сильнее, чем есть, а сильному – что много слабее. Проще говоря, опытный игрок не станет показывать сильную карту.
Конечно, это не совсем по-рыцарски, но я еще тот рыцарь. В смысле продвинутый рыцарь, что в первую очередь – не дурак. Рыцарственность показываю, когда у меня все четыре туза в руках, да еще и четыре в рукаве. А если их нет, как вот сейчас, то я знаю и другое правило: когда не помогает волчья шкура – надевай лисью.
Далеко впереди за деревьями блеснула водная гладь. Пахнуло свежестью, влагой, деревья остались за спиной, а передо мной распахнулось широкое чистое озеро со спокойной водой. Посреди озера – зеленый остров с небедными деревнями, ветряными мельницами и одной водяной, а на невысоком холме – замок.
Озеро не выглядит глубоким, так бы и пошел к замку вброд, закатав штаны до колен. По идеально ровной поверхности скользят, как по зеркалу, где отражается синее небо с белыми облачками, белые гуси. Или лебеди, кто разберет этих пернатых, я не ихтиолог, мне бы выучить, насколько джилль отличается от пинты, пинта от кварты, а кварта от галлона. Ну, что такое баррель – знаю, кто этого не знает? Даже помню, сколько стоило на прошлых торгах.
Под каждым гусем плывет перевернутый гусь антимира, и когда верхний изгибает длинную шею и сует голову в воду, нижний тоже сует навстречу, происходит аннигиляция, по воде скользит одна толстая задница в перьях.
Островок, понятно, приподнят в середке, так что светлая среди зелени дорога ведет к нему через самое широкое место острова. Тоже понятно, чтобы к гостям успели присмотреться и, если понадобится, пристреляться. Замок красиво отражается в темной поверхности, изображение даже не колеблется, абсолютно зеркальное отражение.
Я шел, держа взглядом этот мостик, трава шелестит в ногах, цепляется за мои стоптанные башмаки из сыромятной кожи. Настороженный слух уловил далекий перестук копыт, я пошарил взглядом, из-за высоких кустов вынырнуло на миг нечто пламенное, я не сразу сообразил, что это женские волосы. Еще через минуту дорожка там приподнялась, а кусты опустились, я увидел идущую мелкой неторопливой рысью лошадку, а на ней всадницу в голубом.
Женщина едет, явно заблудившись. В длинном богатом платье, на особом женском седле, когда сидят боком, ноги справа. Из-под длинного голубого платья видны только изящные носики сапожек из оранжевой кожи. На голове головной убор в виде непременной остроконечной пирамиды, когда со штыря красиво ниспадает серебристая ткань, закрывая затылок, плечи и всю спину.
Красные, как пламя, волосы легко треплет встречный ветерок, зеленая накидка прикрывает покатые плечи, руки в тонких коричневых перчатках небрежно держат украшенный желтыми висюльками широкий повод. Уздечка и вся конская сбруя в нефункциональных украшениях. Стремя слишком массивное и украшенное серебром, что тоже ни к чему, если бы на коне сидел мужчина.
Дорога сделала поворот, следуя изгибам леса, на всадницу упала тень от высоких деревьев. Я не успел разглядеть ее лицо, как из кустов выбежали одетые в лохмотья люди, загородили дорогу. Женщина натянула повод, испуганный конь поднялся на дыбы, попятился, однако шагах в десяти сзади из кустов выскочило еще человек пять, сразу ощетинились длинными самодельными копьями с обугленными для крепости, заостренными концами.
Всадница испуганно оглядывалась, ее окружили со всех сторон, блестят обнаженные плечи, отовсюду в ее сторону смотрит частокол острий. Один из мужчин закричал весело:
– Попалась, птичка!.. Слезай по-хорошему!
Женщина вскрикнула испуганно:
– Что вы хотите?
Мужчина захохотал, оглянулся на своих соратников, те тоже захохотали.
– Что мы хотим? Слезай, все увидишь. И все почувствуешь. Слезай-слезай, все равно снимем. Но если силой, то одежку порвем… и будешь ходить по лесу голенькой.
Она заговорила жалобно:
– Я не хочу!.. Отпустите меня!
Они все приближались, хотя не сдвигались с места, наконец я сообразил, что это я подхожу все ближе и ближе, стараясь держаться за деревьями, но сердце мое уже толкается в ребра мощно, кровь разогревается до кипения, кулаки сжаты, я их поспешно разжал и напомнил себе строго, что это не мое дело, у меня своя задача, вообще я здесь не санитар леса…
Вожак, что говорил от имени банды, подошел к всаднице и протянул руку к ее изящному сапожку. В моем мозгу мгновенно пронеслось все, что будет потом, когда ее сдернут с коня, я заорал и выбежал на дорогу.
Все оглянулись от неожиданности, я крикнул во весь голос:
– Леди, бегите!.. Пришпорьте лошадь!
Глава 3
У нее в самом деле был шанс прорваться через цепь, в то время как эти остолопы таращились на меня, но она тоже растерялась, смотрит ошалело. Я набежал, торопливо замедляя бег, ближайший замахнулся на меня копьем, я перехватил и с легкостью выдернул из его не таких уж и могучих рук. Еще двое повернули в мою сторону копья, я начал отбиваться, одного сразу же ткнул в живот, мужик охнул и согнулся, второго я после двух выпадов шарахнул по голове, он вскрикнул и упал, раскинув руки. Еще двое повернули в мою сторону копья, я отбивался достаточно умело за счет того, что поворачиваюсь быстрее, а эти тугодумы еще не приспособились к изменившейся ситуации.