В полусотне шагов от стены замка установлен на массивной треноге широкий спил дерева в два обхвата. Красной и синей краской нарисованы круги. Винченц проворчал с непонятным раздражением:
— Это мишень. Посмотрим, насколько ты хорош в стрельбе.
Ему полчаса пришлось повозиться, объясняя мне, как накладывается стрела на тетиву, зачем нужно оттягивать ее к уху. Несколько раз я отпускал тетиву, но стрела оставалась в пальцах, наконец сумел отпустить их вместе. Стрела ушла в небо, а я выронил лук и заорал истошным голосом:
— Ой-ой, мои пальцы!.. Мне перебило пальцы!
Винченц сказал с великим отвращением:
— Когда научишься стрелять, получишь рукавичку.
Я замотал головой:
— Никогда-никогда!.. Так же можно в кого-нибудь попасть! А вдруг в человека? Ему ж больно будет! Нет, это нехорошо. Стыдно вам учить такому!.. Как вы можете? А если вообще такая в глаз попадет?.. Я даже не знаю… хозяйка знает, чему учите? А то я ей пожалуюсь!
Он побагровел, смотрел с бессильной злобой, а я все дул на пальцы, по которым стегнула тетива, правда, натянутая совсем слабо, облизывал, совал пальцы в рот, мычал и стонал от великой боли. А еще больше мучаюсь от того, это видно на моем простодушном лице, что другого мог бы обидеть стрелой еще сильнее, чем свои невинные пальцы этой злобной и несправедливой веревочкой, названной зачем-то тетивой.
— Но ты же, — рявкнул он громовым голосом, — говорят, бросился на помощь нашей хозяйке, хотя ей было смешно, и всех разбросал?
— Но никого не убил, — ответил я твердо. — И даже не покалечил!.. Вредить — грешно. Пара зуботычин или чуть больше — только и всего. Мы вообще люди самые что ни есть мирные. У нас даже мяса не едят, ну не могем даже курицу зарезать! Им же страшно, им же больно!
Его глаза, и без того узкие, как у ящерицы, сузились еще больше.
— А как вы не передохли?
— Молоко пьем, — объяснил я, — сыр едим, яйца… Все, что получаем без крови! Яичница — это вкусно. Некоторые, правда, рыбу едят, потому что у рыб нет крови, но другие и рыб не ловят, им же больно!.. А какие у нас сады… Яблоки — с кулак, груши — с два кулака. Орехов немерено, ягод, грибов…
Он смотрел с великим отвращением.
— Что за люди, что за люди никчемные… Ну а если враг нападет?
— Какой враг? — изумился я. — Во всем мире только один господин, герцог Звездейдер Великий Сороковый. И только один замок. Герцог ни с кем не воюет, с кем ему воевать?.. Мы вообще не знаем, что такое воевать! Только по рассказам древних стариков… да и то, поди, брешут все. Не могут люди убивать друг друга только для того, чтобы отнять что-то. Да если надо им, я и так отдам. Почему не отдать, если людям надо?
Он вздохнул, повел в оружейную, однако я с таким отвращением смотрел на все это железо, им можно порезаться или уколоться, что вздохнул еще тяжелее, махнул рукой и велел убираться, а то не утерпит и прибьет, чтобы породу людскую не портил. По-моему, забоялся не того, что уроню топор на ногу, а что уроню на его ногу.
— Спасибо, — сказал я с поклоном, — спасибо, господин Винченц!
Он удивился.
— За что спасибо?
— А так, — ответил я честно. — На всякий случай. Что не вдарили.
Он отмахнулся.
— Брысь! А то в самом деле не сдержусь…
Маклей нес через двор под мышкой груду полотняных мешков.
— Дик! — закричал он издали. — Подсоби!.. Раньше полные таскал, не замечая, а теперь вот… Что, Винченц хотел приспособить для караульной службы?
— Да, — ответил я, — но мы — мирные люди. Маклей, а что там вон с той стороны такое?..
Распятый скелет я заметил еще вчера, но было не до него, а сейчас обживаюсь, скелет начинает казаться страшноватым… Собственно, от него остались только две руки да грудная клетка и таз с парой бедренных костей, но видно, что руки распятого приколочены к деревянной перекладине гвоздями толщиной в палец. Распят на римском кресте, что и не крест вовсе, а столб с перекладиной вверху, на таких распинали преступников. И пять тысяч рабов из побежденной армии Спартака распяты были именно на таких, а из Т-образной формы превратился на христианских картинках в крест лишь потому, что над головой ставили табличку с именем преступника, а иногда даже перечнем деяний.
— Кто это? — спросил я шепотом.
Маклей огляделся по сторонам, ответил таким же таинственным шепотом:
— Это Муасак. Он был здесь колдуном. Главным колдуном. Говорят, пытался захватить замок и заставить хозяйку служить ему… но хотя он был сильнее, однако леди Элинор — хитрее. Неизвестно, как было, но его кости трещат на солнце, а голова…