- Ланзерот, герцог оказался шустрым. Ланзерот откликнулся, не поворачивая головы:
- Стыдно для герцога пасть до мести простолюдину.
- Даже такому, - буркнул Бернард.
- А что с ним? - донесся холодноватый голос.
- Да ты взгляни на него.
Ланзерот не ответил, но я чувствовал, что он так и не взглянул в мою сторону. Я на всякий случай постарался сгорбиться, пошел на полусогнутых.
Впереди Ланзерот натянул поводья. Я видел в просвет между его конем и лошадью принцессы, как герцог остановил коня на полном скаку, поднял на дыбы. За его спиной четверо воинов, а еще тучный человек в пестром наряде, без доспехов, в красной шляпе с павлиньим пером.
Похоже, герцог намеревался стоптать меня конем или же осадить жеребца прямо передо мной, но Ланзерот невозмутимо загораживал дорогу, а рядом с блистательным рыцарем сидела принцесса и смотрела на герцога, как на пустое место.
- Прочь, - выкрикнул герцог зло. - Это мои земли! И мои крестьяне!
Он сделал знак толстяку в шляпе с павлиньим пером. Тот, кряхтя, слез с коня. Спешились и четверо воинов, начали протискиваться в мою сторону. Бернард и остальные достали топоры и молча загородили дорогу. Я помедлил, терять нечего, поднял с земли обломок большой толстой палки.
Герцог сказал злорадно:
- Я счастлив представить шерифа этих земель, верного слугу императора Вильгельма Блистательного! И горе тому, кто посмеет противиться его указам. Слово шерифа - это слова самого императора!
Ланзерот холодно усмехнулся. Его рука медленно, очень медленно тащила из ножен меч. От сверкающей полосы стал исходить странный свет, словно меч сделан из льда, стального льда. Все застыли, глядя на это чудесное лезвие. Даже я, далекий от всякого оружия рыцарей, сразу ощутил, что этот меч прорубит любые доспехи, как мой деревянный меч в детстве просекал листья чертополоха.
Шериф вытаращил глаза:
- Он готов противиться мне! Мне - шерифу... Да за это мало виселицы! За такое колесуют, да за это... Он задохнулся, герцог злобно усмехался.
- Назад, - произнес Ланзерот надменно. - Этот человек принес присягу принцессе. А мы ее вассалы. Всякому, кто предъявит на него свои права, по императорскому указу придется скрестить меч со мной, ее вассалом...
Бернард бухнул гулко:
- Со всеми нами.
Он взвесил на ладони огромный топор. Редкий человек смог бы удержать такой даже двумя руками, но этот гигант держал, как прутик.
Герцог побледнел, конь под ним слегка попятился.
- Что значит... принес присягу?
Шериф опасливо отступил. Я сообразил, что теперь уже он чуть ли не нарушитель закона: посягнул на чужое имущество. Его люди попятились, герцог оказался впереди один.
Ланзерот сказал с оскорбительной вежливостью:
- Так вы готовы, подлый лжец, оружием доказать, что этот человек - ваш?
Он поиграл мечом, бросая блики на сразу вытянувшееся и смертельно бледное лицо. Шериф вскинул руки.
- Стойте, стойте! Властью, данной мне императором, закон здесь я! Если этот человек принадлежит герцогу, то он должен повиноваться герцогу. Если успел принести присягу вам... - чертовски хитрый ход, признаю, - то мы об этом не знали. Поэтому считаю инцидент исчерпанным! Если только герцог не возжелает отстаивать мечом свои права на какого-то вонючего простолюдина, которых у него и так тысячи. Что, по-моему, излишне.
Конь под герцогом попятился, ему передалась дрожь хозяина. Наконец герцог выдавил сквозь зубы:
- Нет, я на него не претендую.
Его люди поспешно и с облегчением вскочили на коней. Шериф пристально посмотрел на меня, на Лан-зерота, а потом сказал негромко, обращаясь почему-то к принцессе:
- Но мне кажется, лучше бы вы этого не делали. Бернард громыхнул:
- Почему?
- Такие люди приносят много бед, - ответил шериф.
- Вы так думаете?
- Я шериф потому, что умею разбираться в людях. Он поклонился и отступил. Герцог уже удалялся, спина его была прямая, солнце блестело на металлических латах, но мне почудилось, что герцога окружил странный сумрак. Герцог оглянулся, его взгляд отыскал принцессу. Она вздрогнула и закусила губу.
Ланзерот проводил его задумчивым взглядом. Холодное, высокомерное лицо выражало не больше чем вершина снежной горы. Не поворачивая в мою сторону головы, брорил повелительно:
- Мы остановимся на привал на опушке леса. Там ручей... наверное, там и заночуем. Но с первыми лучами солнца пыль взовьется под копытами наших коней! Если тебя не будет с нами к этому времени, ты станешь клятвопреступником.
А Бернард предупредил:
- Много вещей не бери.
А красивый воин, который с нежным лицом, сказал удивительным музыкальным голосом:
- Вообще ничего не бери. И так тащим... Я попятился. Да, это понятно, теперь мне лучше убраться из этой деревни как можно быстрее. По крайней мере, надо побыть под защитой их мечей и их рыцарской спеси, пока не соображу, что со мной, куда я попал и как выбраться. А в деревне вряд ли отыщешь способ, как выбраться в свой мир.
Но и сказать вот так, что иду с ними прямо сейчас, подозрительно. Я чувствовал, что бледнею и краснею попеременно, а то и покрываюсь гусиной кожей.
- Я... я только... попрощаюсь, - сказал я. Надо бы припуститься к далеким домикам бегом, но я не знал, какой из них "мой", пошел медленно, потому услышал за спиной брезгливый голос рыцаря:
- И ты думаешь, этот простолюдин решится оторвать задницу от своей теплой лежанки?
- Нет, - ответил другой голос, тяжелый, с нотками медвежьего рева. - Но мы дали парню шанс.
Принцесса, похоже, ничего не сказала. Мне чудилось, что она только сердито сверкнула глазами и потрепала по шее свою красивую лошадку. Рука у принцессы тонкая, нежная, белая, но, похоже, умеющая крепко держать поводья.
Солнце уже опустилось за горизонт, на землю легли красные тревожные сумерки.
Я все замедлял шаг, домики в один ряд вдоль дороги, а по ту сторону поле, огороды, сады, луг, где пасется огромное стадо коров, мелких и невзрачных. Здесь еще не слыхали о селекции, тем более - о генетике и клонировании...
За огромным тусклым сараем я опустился на землю. Справа и слева огромные лопухи, слона можно укрыть. Задумался. Считать, что я отъехал или поплыл, как выражаются любители наркоты, не стоит. У меня такая особенность, что в большинстве случаев я точно знаю, что сплю и вижу сон, что позволяло во сне чинить всяческие непотребства. Обычно я летал и заглядывал в окна, а когда видел молодую женщину, то бросался на нее, зная, что все безнаказанно, стоит лишь проснуться...