Я удивился:
– Так говорят?
– Да, ваша светлость.
Я пожал плечами.
– Не знаю, зачем и кто пустил такой слух.
Он сказал почтительно:
– Возможно, вас пытаются натолкнуть на эту мысль?
– Пожаловать леди Розамунде замок Белой Кости?
Он предположил осторожно:
– Его или что-то другое… Просто так как бы принято…
Я посмотрел на него с удивлением:
– Правда?.. Странные обычаи. Я понимаю, пожаловать это сэру Курнанделю, он привел под мою руку пятьсот тяжелых конников, две тысячи пеших ратников и три тысячи лучников. Но леди Розамунде?.. Вы что, тоже считаете, что их услуги… назовем это так… сопоставимы?
Он чуточку смешался, развел руками.
– Лично я так не считаю, но так принято… Заведено… в порядке вещей… Король раздает своим фавориткам богатые земли и замки, а их мужьям жалует титулы. Или родителям, если леди еще не замужем…
Я сказал решительно:
– Куно, я не скупой, но я не стану за такую хрень платить так высоко. Вообще не стану платить!.. И не делай такие глазки, а то вылезут. У нас в таких делах вообще равноправие. В некоторых случаях это я должен бы получать плату, тут целое королевство неотесанных дур, дурех и дурищ!.. Но я щедрый и плату брать не буду.
Он поклонился, старательно пряча изумление на лице.
– Да, ваша светлость, я приму к сведению новое определение щедрости. А теперь вот сводки о финансовом положении королевства…
Мы занимались ими около часа. Сам черт ногу сломит в законах и обычаях раздробленного королевства, где почти каждый крупный лорд имеет особые привилегии, права, сам устанавливает пошлины в пределах своего хозяйства и нещадно обирает транзитных купцов.
Сэр Жерар осторожно заглянул, поколебался, но вошел и прикрыл за собой дверь.
– Ваша светлость, – произнес он очень церемонно, – к вам отец Удодерий, если позволите.
Я спросил с подозрением:
– А что за тайны?
Он ответил так же негромко:
– Да есть какие-то моменты…
Куно торопливо подхватился.
– Спасибо, ваша светлость, мы уже все практически решили! Остальное я подчищу сам и зайду к вам попозже для утверждения.
Я милостиво наклонил голову, разрешая удалиться, а сэру Жерару кивнул.
– Давайте отца Удодерия немедля.
Священник вошел быстро, но с достоинством, оба мы – служим одному Господину, поклонился еще от порога, рослый, с крупным лошадиным лицом, глаза упрятаны под надбровные дуги, но лоб мощный, хотя не так заметный из-за не менее мощной нижней челюсти.
– Ваша светлость…
– Отец Удодерий, – ответил я. – Проходите, располагайтесь. Что у вас?
Он сел без всякого смущения и подобострастия, даже не поотнекивался, взгляд прям, а голос прозвучал сухо и деловито.
– Отец Дитрих направляет меня руководить работами, – сказал он, сделал паузу и добавил значительно: – В Тоннеле.
– Понял, – ответил я. – А отец Цеденбал?
– Он продолжит заниматься хозяйством, – пояснил он. – Заготовкой леса, шпал, инструмента, подбором бригад…
– Хорошо, – прервал я. – Пока что вот главное, отец Удодерий. Дорогу и дальше делайте по возможности прямую. Не устаю повторять, это очень важно, уверяю вас!.. Никаких зигзагов. Если пойдет по низине – делайте насыпь. Если через возвышенность – выгоднее прорыть хоть ущелье, но чтобы дорога шла не только прямо, но и примерно на одной высоте.
Он пробормотал ошарашенно:
– Да, конечно, как скажете… Но насколько это важно? Такая дорога обойдется неимоверно дорого.
– Все окупится, – заверил я. – Но если поскупимся и сделаем проще и подешевле, то из Геннегау до Тоннеля придется добираться целые сутки.
Он охнул:
– Ваша светлость, это вы так шутите? Сейчас на это уходит неделя!
– По прямой домчимся за час, – пообещал я.
Он смотрел обалдело, а когда понял, что не шучу, нижняя челюсть отвисла до пояса. Я даже не ухмыльнулся, привык видеть это сперва льстящее мне выражение, а теперь уже раздражающее.
– Вы из монастыря святого Цистерия?
Он поклонился.
– Да, я там был и остаюсь настоятелем.
– Спасибо отцу Дитриху, – сказал я с чувством.
– Простите…
– Я просил прислать лучшего, – пояснил я. – Значит, отец Дитрих ценит вас выше всех остальных. Да это и понятно, слава монастыря Цистерия гремит…
Он покачал головой.
– Не так уж и гремит… Но, как я понял, там работы подходят к концу?
– Работы непочатый край, – заверил я, – но лично для вас, святой отец, особое задание. Отправляйтесь немедленно к Тоннелю. Там уже готов крохотный участок дороги со шпалами. Пришло время укладывать рельсы… Это и будет вашей работой. Правда, сперва я сам покажу, но раз вы цистерианец, то, как я слышал, цистерианцы все схватывают моментально.
Он начал вставать, поклонился, но остановился в полусогнутом положении.
– Кстати, ваша светлость… Осмелюсь сообщить, что я краем уха слышал про условие герцога Ульриха.
Я спросил настороженно:
– Это какое же?.. Да вы присядьте, святой отец.
Он снова опустился на сиденье, но не развалился, как отдыхающий гость, а остался на самом краешке, готовый немедленно встать и действовать по обстоятельствам.
– Гарпии, – напомнил он. – Гарпии, что изрядно досаждают и нам, монахам, когда мы пытаемся связаться с нашими братьями в Ундерлендах. Мы уже кое-что предпринимаем…
Я спросил заинтересованно:
– Что именно? Вот на ловца и зверь бежит!
– Спешу заверить, – произнес он с достоинством, – дело трудное, но вовсе не безнадежное, как может показаться. Наши братья-монахи могут помочь.
Я спросил жадно:
– Это как же? Святой отец, не томите!
– Абсолютно не желая того, – сказал он осторожно, – создали некую горючую смолу… случайно, конечно. Собирались сотворить нечто другое, но получилась вот такая гадость.
– Да не извиняйтесь, – прервал я, – в науке такое бывает чаще всего. А все придуманное прежде всего используем для военных действий. А потом присобачиваем для мирного труда. Если удается.
– К сожалению, вы правы.
– Предлагаете эту штуку забрасывать в гнезда гарпий? – спросил я.
Он кивнул.
– Вы удивительно проницательны, ваша светлость.
– Здесь не надо быть проницательным, – возразил я. – Но… как?
– На гору подняться очень трудно, вы правы, но можно спуститься на веревках, а затем выжечь все эти гнезда.
– А вы видели тех гарпий? – спросил я. – Сотни и сотни только нор. А из каждой вылетают десятки этих тварей. Разорвут всех, кто рискнет спуститься. Нет, нужно придумать что-то другое.
– Разорвут не всех, – возразил он почтительно. – Зато жертва будет не напрасна! Там останется такой запах, ничто живое в тех норах больше не поселится.
Я покачал головой.
– Отправить людей на смерть могу, не такая уж я нежная барышня. Но лишь в случае, если нет другого выхода. А так я всего лишь лишусь поддержки герцога.
– У него большое войско, – напомнил он. – И хорошо обученное. Они там внутри все воюют один с другим, закалены, к трудностям приучены. Да и не нужна вам такая армия в тылу.
Я посмотрел на него внимательно. Отец Удодерий не прост, если говорит о таких делах, что явно не входят в круг обязанностей настоятеля монастыря.
– Спасибо, – ответил я. – Вижу, радеете об отечестве.
– Вы радеете, – ответил он с поклоном. Посмотрел на меня исподлобья и уточнил: – В самом деле радеете.
– Спасибо, – повторил я, – но…
– Ваша светлость, – прервал он. – Братья нашего монастыря помогут. Мы издавна опекаем одно полудикое племя… Сперва спасли их от истребления, раз они сразу приняли веру Христа, потом научили их жить трудом, а не разбоями. Так вот они славятся удивительным искусством лазить по скалам. По самым отвесным поднимаются, как вот мы на пологий холм!.. Мы с вашего позволения можем послать их на очищение тех ужасных каменных стен от гарпий.
– Погибнут, – сказал я.
– Не все, – ответил он с заминкой. – Но всякий, кто отдаст жизнь за торжество веры, попадет в рай без всяких задержек.