— Мы под вашей защитой, ваша светлость. Но как насчет остальных, их в Армландии много! Их церковь вылавливает и уничтожает с неслыханной жестокостью…
Я пробормотал:
— Ну, насчет неслыханной, это преувеличение… Весь мир жесток, тут уж ничего не поделаешь… пока что. Надо уживаться. К сожалению, ничего пока предложить не могу… Но постараюсь выработать какую-то дорожную карту по сближению научного метода и религиозного. Иди, все впереди!
Я перекинул мешок с найденными драгоценностями на другое плечо, золото весит ох как много, но не успел сделать и пару шагов в донжон, как в бок впился острый взгляд.
Отец Дитрих хмуро смотрел, как я отпустил алхимика, на лице полнейшее неодобрение, губы поджал, а брови сдвинулись на переносице, отчего взгляд приобрел остроту дамасского клинка.
Я пошел к инквизитору, кланяясь еще издали, постарался, чтобы в вороте рубашки поблескивал подаренный им крестик.
— Нечестивые люди, — буркнул он. — Вообще-то я с типографией уже и сам разобрался.
— Поздравляю, святой отец!
— Могу заменить этих, — продолжал он неумолимо, — добропорядочными христианами. Книги нужно делать чистыми руками!
— Да, конечно, — поддакнул я. — А как же!.. Книги — это ж святое дело!
— Да, — сказал он мечтательно, — кроме Библии можно все труды святых отцов отпечатать!.. Это ж какая библиотека будет…
— Да, — согласился я, — это будет… да…
Он видел, что не нахожу слов, я в самом деле не находил, так как именно книгопечатание и нанесло по религии и верованиям самый сильный и непоправимый удар.
— Я уже заказал плотникам еще один типографский пресс, — сообщил он. — Такой же.
— Прекрасно, святой отец. Но эти люди, которых мы медленно и бережно выводим из пагубных заблуждений и приобщаем… ага, приобщаем к свету Христову… весьма полезны в ряде усовершенствований!
Он нахмурился.
— Да, но… рано или поздно и простые плотники бы додумались.
— Но пока додумываются алхимики, — напомнил я. — И благодаря им работа по печатанию Библии и трудов отцов церкви идет быстрее! Вы уж, святой отец, повремените с кострами!
Он поморщился.
— Я ничего не сказал про костры. Но печатание книг — слишком важное и священное дело. К нему нельзя допускать кого попало. И без молитвы начинать такую работу нельзя.
— Совершенно с вами согласен, — сказал я с энтузиазмом. — Абсолютно! Но не менее важно и работать с людьми, как говорит Христос. Одну блудницу важнее перевоспитать, чем сто девственниц уберечь… Блудница — это ого-го, все познала, все умеет, а девственницы — просто дуры дикие. Потому работа с алхимиками — важная нравственная составляющая нашей… словом, всего нашего!
Он хмурился, в глазах зарождался опасный блеск. Я собрался, отец Дитрих очень серьезен, где-то я подступил к более опасному рубежу, чем тот, который он переступать не намерен и мне не даст.
— Они не просто язычники, — возразил он. — Они — противники. По некоторым просто костер плачет…
— Отец Дитрих, — сказал я с упреком, — вы скоро и меня на костер!
Он сказал серьезно:
— Кого люди не любят, того не любит и Бог.
Я спросил настороженно:
— И?
— Вас любят, — ответил он. — Даже простолюдины. Чем вы сумели… Хоть еще ничего для них и не сделали, между прочим. Так что вас, сэр Ричард, пока никто на костер не потащит. Пока.
Я сказал горько:
— Ждете? Или, как сказано в Писании: падающего толкни?
Он поморщился:
— Сэр Ричард, с вашими шуточками… Кто-то в самом деле подумает, что в Писании есть такие гадкие слова. Народ неграмотный, но даже грамотные читать не любят, больно труд тяжелый. Проще мечом махать или дрова колоть. Вас любят, за вами идут — это главное. К тому же политику проводите, угодную церкви. Конечно, не так, как хотела бы сама церковь, но мы понимаем, что желания и возможности редко когда совпадают.
— Нельзя творить зло, — сказал я, — или ненавидеть какого бы ни было человека, хоть нечестивого, хоть еретика, пока не приносит он вреда нашей душе!
— Иоанн Златоуст, — сказал отец Дитрих, — хорошо сказал… и хорошо, сын мой, что помнишь такие золотые слова. Но, как сказали отцы нашего учения, тот не может иметь отцом Бога, кто не имеет матерью Церковь. А эти еретики…
— Какие из них еретики? — воскликнул я поспешно. — Отец Дитрих, это просто очень увлеченные работой люди! А Господь любит работающих и не любит праздных. Вы видели, чтобы эти люди когда-то пребывали в праздности?
Он посмотрел на меня гневно, затем черты лица смягчились.
— Да, похожи на муравьев, — проговорил он нехотя, — Божьих существ, которых Господь создал раньше человека, чтобы проверить, как будут смотреться и работать сообща люди… Но работа, сын мой, может идти и во зло, если человек не задумывается, одобрил бы ее Господь или нет. А вот если будет сверять с Божьими планами…
— Прослежу, — пообещал я поспешно. — Это ценные… блудницы! Мы их исправим. С их опытом работы заставим приносить пользу обществу.
Он милостиво благословил меня, я отвесил поклон, но не успел потащить найденное золото в свои покои, как сэр Растер, успев пораспоряжаться насчет установки ворот, увидел, что я все еще на том же месте, замахал руками и бодро направился к нам, весь сверкающий в доспехах, будто увешанный зеркалами.
— Отец Дитрих, — воскликнул он патетически, — Господь любит сэра Ричарда! И специально для него закопал у дороги та-а-а-акие бриллианты!
Отец Дитрих посмотрел на меня с вопросом в глазах.
— Вы нашли клад?
— Увы, нашел.
— Десятую часть на церковь, — решительно сказал отец Дитрих. — Только так можно смыть возможную кровь и преступления с этих нечестивых бриллиантов.
Растер крякнул и умолк, на лице виноватое выражение.
— Да, конечно, — ответил я поспешно. — А бриллианты продам и оплачу камнерубам их работу. Так что все только на благое дело.
Отец Дитрих кивнул.
— Да-да. А та десятая часть уйдет на уплату работникам типографии. А еще нужно закупить больше ткани для выделки бумаги. Ее понадобится много. И краски.
— Все решим, — пообещал я. — Вот оживится торговля, пойдут инвестиции, установим налоги… Никакие клады не понадобятся! Клады спасают от нищеты отдельных людей, но не государства.