Зайчик отряхивался, как пес, выбравшийся на берег из озера. Ледышки и комья снега разлетелись, как брызги воды, но я пощупал его бок и ощутил горячее от долгого бега тело, похожее на жарко натопленную деревенскую печь.
Городская стена еще краснеет, но уже поднялась над нею молодая луна, бледная и болезненная, словно озябшая, ее безжизненный свет быстро вытесняет последние краски дня.
Я перевел дыхание и сказал с облегчением:
– А теперь галопом... но не слишком, к воротам!
Подо мной дернулось, как ускользающая из-под ног платформа, но я в рыцарском седле как влитой, подпирает и поясницу. Ворота стремительно приблизились, вблизи Зайчик в самом деле сбавил бег до среднеконского, стражи вытаращили глаза.
– Привет, ребята!.. – сказал я и помахал рукой. – Успел я до большого снега? Бог меня любит...
Перед воротами дворца Барбароссы расхаживают взад-вперед, согреваясь, крупные мужчины, похожие больше на купцов, чем на стражников: теплая одежда на теле, сверху – доспехи, а поверх доспехов еще и плащи, укрывая железо от забивающегося во все щели и сочленения снега.
– Привет, – сказал я им, – ветреная погодка?
На меня смотрели настороженно, острия длинных копий направлены в мою сторону: самое надежное оружие против всадника.
Один после короткого замешательства изумленно вскрикнул:
– Да это сэр Ричард!
– Молодец, – сказал я поощрительно и метнул ему серебряную монету. – Героев надо знать в лицо!
Он ловко поймал монету, лицо расплылось в улыбке. Из караулки вышел рыцарь, лицо красное от студеного ветра, благородные не прячутся от непогоды, как простой люд, гордость не позволяет, посмотрел на меня остро.
– Сэр Ричард? – спросил он с сомнением.
Я бросил ему поводья в лицо.
– Позаботьтесь о моей лошадке.
Он инстинктивно поймал, я легко спрыгнул, успев заметить, как искривилось его лицо сперва в злости, затем приняло выражение почтения и понимания ситуации. Явился лорд, имеет право даже высокородного рыцаря заставить позаботиться о его боевом коне. Это не крестьянская лошадь, нет ничего постыдного услужить высокочтимому лорду.
Я взбежал по обледенелым ступенькам. Стражи, видевшие инцидент с караульным офицером, почтительно распахнули передо мной дверь. Я оглянулся, указал на блестящие под луной мраморные ступеньки.
– Если лень сколоть лед, хоть песочком посыпьте!
– Будет сделано, ваша светлость, – ответил один из стражей.
Я бодро взбежал по покрытым льдом ступенькам, двери передо мной угодливо распахнули. В прихожей я с наслаждением сбросил в руки лакеям тяжеленную и покрытую снегом и сосульками шубу. Из дальнего зала доносится музыка, я вытер платком мокрое лицо, старшие слуги, почтительно кланяясь, повели меня в нагретый воздух, в аромат человеческого тепла, женских тел, а сбоку коварно коснулась ноздрей струя запахов жареного мяса, печеной рыбы, горячей каши...
Пока я изгонял холод из тела за столом, отогревая ладони о серебряный кубок с горячим грогом... или чем-то вроде глинтвейна, весть о моем прибытии торопливо катилась по дворцу. В дверях то и дело показывались морды, но исчезали, едва я поднимал на них тяжелый взгляд.
По пищеводу процарапался вниз горячий ком, я удержался, чтобы не закашляться, грозно проревел:
– И долго буду ждать аудиенции?
Один из придворных, что следил за мной, как за опасным животным, сказал торопливо:
– К Его Величеству уже отправились с докладом...
– Вот и хорошо, – сказал я и вылез из-за стола.
Придворный вскрикнул:
– Нужно подождать, что ответят!
– Зачем? – удивился я. – Главное, что сообщат.
В большом зале, где толпятся придворные, сбиваются в кучки и плетут интриги, на меня сразу обратили внимание. В другое время я бы скромненько подождал, но сейчас, когда вот так смотрят, надо держать марку. Я прошел, громко топая, к дверям внутреннего зала, стражи тут же скрестили перед моим лицом богато украшенные копья.
– Хамите, ребята, – сказал я негромко. – Неужто не велено встречать меня дудением на трубах?
Стражи молчали, только переглянулись чуть, зато тут же подошел осанистый придворный с удивительно толстой мордой, щеками на плечах и целой серией подбородков на груди. Оглядел меня с неудовольствием, я выше почти на голову, осведомился:
– Что угодно, сэр?
– Угодно повидать Его Величество, – ответил я мирно. – Что-то у короля неладно с кадрами. Все время новые... гм, лица. Это я ваше назвал лицом, оцените мою куртуазность!
Он поморщился сильнее:
– Его Величество очень занят.
– Ну и что? – спросил я нагло.
– Это значит, что оне заняты! – повторил он злее.
– Дык я ж пришел!
Он прорычал:
– Я не знаю, почему вас вообще допустили во дворец...
Я сказал строго:
– Прибыл пфальцграф Армландии, сэр. Извольте следить за своей речью с превеликой осторожностью! Я бываю весьма свиреп и необуздан в пфальцграфьем гневе... Сперва вешаю, потом задаю анкетные вопросы.
Он чуть струхнул, отступил на шаг и ответил, бледнея:
– Здесь дворец короля! И каким бы вы ни были пфальцграфом... о чем я слышу впервые...
Я сказал еще строже, уже зловещим голосом:
– А велю-ка я тебя, нелюбезный, вздернуть прямо здесь в зале?.. Для примера другим. Чтоб знали.
Толпа вельмож и придворных вокруг нас собиралась все теснее, глазеют жадно. Щекастый злобно зыркал по сторонам, с ним стараются не встречаться взглядами, не простит свидетелям позора, но и не хотят упускать зрелища.
Вдруг раздался почтительный голос:
– Это же сам сэр Ричард!
В толпе началось шевеление, я уловил заинтересованно-испуганные взгляды, что значит, становлюсь известным. Щекастый тут же отступил, на лице сменилась целая гамма чувств, наконец, проговорил сладким, как дешевая патока, голосом:
– Как же, как же, наслышаны... Но что случилось, почему без приглашения... где свита? Достойные сеньоры не передвигаются без соответствующей свиты!