— Увы, — ответил я, — тот же примитив, но пока что нужды зачатков промышленности покрывает. И хотя меди намного меньше, чем железа, возможности ее велики, потому нужно стараться развивать добычу, потому что бронза и латунь — это тоже медь, хоть не вся. Мы можем заключить с вами долгосрочные контракты на закупку больших объемов в течение, скажем, десяти лет! Или даже получить у вашего правительства лицензии на разработку собственными мощностями… естественно, с отчислением надлежащего процента в казну Мезины…
— Это решит королева, — ответил он осторожно, — такие вопросы только в ее компетенции.
— Гм, — сказал я, но не стал говорить о грядущей реформе. Даже он, занятый с головой подготовкой к коронации, не предполагает, что понятия «королева» и «правительство» очень скоро разойдутся весьма и даже весьма — весьма. — Ну ладно, отложим. В общем, я с головой погружусь в изучение ритуала коронации.
— Спасибо, ваше высочество.
— Да пустяки, — заверил я. — Я всегда интересовался этнографией и тутанхамонией… Э — э, погодите, граф, еще минутку!
— Ваше высочество?
— Что это за зеркало? — спросил я. — На мой изысканно — простецкий вкус эстета — демократа оно несколько выбивается из стиля этой комнаты. Самую малость, но все же…
Он взглянул на меня с удивлением и, как мне показалось, даже с уважением.
— Вы… заметили? Странно, обычно никто не обращал внимания.
— Так что с ним не так? — спросил я. — Простите, граф, но у меня слабость к зеркалам. Я такой красавец, что не могу не полюбоваться собой так и эдак, а потом еще и вот так, видите?.. В них я еще красивше и умнее, особенно когда щеки вот так, будто у Борея на картах…
Он покачал головой.
— А вот этого я бы вам делать не посоветовал.
— Почему? Разве я не красавец? Или вы оспариваете вкус королевы?
Он сказал испуганно:
— Что вы, мой лорд, это было бы государственной изменой!.. Но это зеркало, в которое нельзя долго смотреть. Если подойти ближе и начать всматриваться, то оно либо начнет делать вас моложе, либо намного старше, что бывает чаще.
— Ого!
— Но бывает, — продолжал он, — смотрящий в него становится выше ростом или ниже! И никак нельзя угадать, что получится…
— А переиграть нельзя?
— Это как?
— К примеру, — сказал я, — человек начинал становиться короче, а все мы, понятно, желаем быть крупнее и страшнее. Но если прервать процесс, а потом прийти завтра, то будет ли то же самое? В смысле, уменьшение размеров?.. Допустим, будет уменьшение снова. И на третий день. И на четвертый. Но если на пятый вдруг пойдет вверх, то можно задержаться перед зеркалом подольше, чтобы наверстать все потери за предыдущие дни!
Он посмотрел на меня внимательно.
— Вы рисковый человек, ваше высочество. Никому почему‑то и в голову такое не приходило! Как только кто‑то начинал укорачиваться хоть на полдюйма, тут же с криком убегал.
— И больше не подходил?
Он вздохнул.
— Нет… Простите, мне нужно идти подготавливать процесс коронования. Ваше высочество…
— Граф…
Глава 2
С обширным списком, что нужно знать и уметь принцу — консорту, я перешел в соседнюю комнату, мне по рангу мужа королевы положены весьма обширные и, как я обнаружил, достаточно богатые покои. Много золота на стенах, потолке и украшениях, но странно обходятся без аляповатой роскоши, чувствуется вкус, изящество, словно архитектор все же перекричал заказчика и сумел навязать свое видение прекрасного.
В центре этой комнаты круглый стол с букетом ярких цветов в хрустальной вазе, а еще из нее торчат длинные горящие свечи в дополнение к тем, что полыхают в низкой люстре. На столе несколько пустых тарелок и сверкающие мелкими камешками кубки.
Стены комнаты отделаны дорогими породами дерева, одна из сторон отдана камину, а в противоположной от входной стене зияет широкий арочный проем, через который виден другой зал, побольше и поярче.
Кресла легкие, с мягкими подушками в спинках и под задницами, словно здесь я хоть и принимаю гостей, но то ли дряхлых старцев, что уже не могут без удобств, либо дам с изящными жопами, что не могут сидеть на твердом.
Хотя для дам вряд ли, у меня же здесь весьма своеобразные обязанности, и дам принимать наедине мне почему‑то не положено, хотя не могу понять, почему вдруг.
Ничего, сказал я себе привычно, разберемся, словно и в самом деле собираюсь оставаться и разбираться с такими жизненно важными вопросами, как прием мезинскихдам в интимной обстановке.
Пару раз выглянул в окна, воинов сэра Дарабоса почти не видно, они в отличие от пышно разноцветных попугаев мезинцев все в серо — зеленой одежде, ее через века назовут маскировочной, а сейчас просто удобна тем, что в походе не видно, насколько испачкалась.
Да и, что верно, то верно, лазутчиков в траве или в ветвях дерева не так просто заметить, когда наблюдают за вражеским лагерем.
Сейчас они несут охрану как дворца, так и важнейших объектов вроде арсенала, городских врат или моста через реку. Граф Меркель пробовал выразить неудовольствие, но я мягко заверил, что это временная мера, ибо Ротильда еще не законная королева и вообще не королева, а потом, разумеется, все эти функции перейдут к местной власти, баба с воза — кобыле легче.
Мои покои охраняют Джон и Агельд, их Норберт взял еще из Армландии. За эти годы они стали начальниками отрядов, показав умение распоряжаться.
Джон охраняет дальние подступы, Агельд смотрит за коридором, откуда можно войти ко мне. А еще их люди бдят во дворе, одни поглядывают на мои окна, другие тщательно присматриваются к прогуливающимся придворным.
Я усмотрел среди немногих рыцарей Зигфрида, того самого, что пришел с Хруртом и Ульманом из далекого и почти позабытого замка Амальфи, поспешно выглянул в коридор и велел Агельду:
— Позови сэра Дарабоса!
— Будет исполнено…
Он умчался, а я вернулся к окну и некоторое время рассматривал прибывающих гостей. Знамена, знамена, знамена… Редко увидишь воинов или рыцарей без знамени, если их больше двух. Если же десяток, то знамен бывает штук пять, они дают знать, кто идет, какому лорду принадлежат и кто за них будет отвечать, если что натворят не то или запятнают свою честь.
А в самом деле, снова мелькнула мысль, пора завести эполеты или аксельбанты, а то и погоны. Хотя нет, погоны появились намного раньше, чем эполеты и аксельбанты, но пережили своих пышных собратьев.
Так что можно сразу погоны. Но, конечно, не здесь, начнем все‑таки с Сен — Мари…
В коридоре послышались приближающиеся шаги. Я узнал по уверенной поступи телохранителя, которого посылал за Дарабосом, и его самого, собранного и такого же четкого, как и поступь.
Быстро переступив порог, он коротко поклонился и замер в ожидании.
— Сэр Дарабос?
— Ваше высочество?
Я подошел к окну, Зигфрид снова появился в поле зрения. Не подозревая, что за ним наблюдают, с двумя воинами уверенно двигается по боковой аллее сада, хохочет, обнимает их за плечи, шлепает по спинам, оглядывается на хорошеньких женщин.
Когда один из воинов поднял голову, я узнал Гетеля, моего телохранителя, сегодня свободного от дежурства.
Я подозвал Норберта кивком и указал взглядом на Зигфрида.
— Видите вон того, широкомордого?.. Ему можно поручить охрану всего этого корпуса.
Дарабос окинул оценивающим взглядом богатыря, на котором и доспехи, казалось, трещат и вот — вот лопнут.
— Он… в самом деле рыцарь? — спросил он с сомнением.
— Самый подлинный, — заверил я. — Из рода великих Нибелунгов, младший сын владетельного сеньора Кунинга! Хотя, если честно, там все владения состоят из хатки и пары сараев, но в бедном краю и это богатство.
Он сказал задумчиво:
— Младший сын? Которому ничего после смерти батюшки: ни титула, ни имущества?
— Верно, — сказал я. — Потому и пошел сперва на службу к одному владельцу замка, а потом как‑то вот попался мне…