Она проигнорировала мой недостойный выпад и занялась жареной птичкой, что хоть и не лебедь, но и не скворец, а по размерам больше похожа на вальдшнепа.
Говор за столами быстро стал похож на грохот морского прибоя. Я улавливал отрывки разговоров о Мунтвиге, Вильгельме, оставленных королевствах Варт Генца, Бриттии, Мезии, кто-то упомянул Сен-Мари, меня как иголкой ткнули прямо в сердце, а еще многие горячо обсуждают варианты будущих осад столицы и какие у нас шансы выстоять.
В зал вкатывали бочонки с вином, а разливали большими ковшами в кубки и чаши. Перед Аскланделлой поставили было кубок из чистого золота, я кивнул слуге, тот моментально примчался с фужером из тончайшего стекла, на которое даже дохнуть страшно, и поставил перед нею.
Она посмотрела с любопытством.
— Ваше высочество?
— Золото идет цвету ваших волос, — ответил я, — но кубок из золота тяжеловат для женской руки. Потому из золотого буду пить я, выказывая мощь моей длани, а вы из этого вот…
Она произнесла в сомнении:
— А не будет ли урона моей чести?
— В чем? — спросил я удивленно.
— Это сотворено не руками человека, — заявила она.
— Но не в аду же, — оскорбленно сказал я. — Там все грубо, уж поверьте!
Она произнесла медленно:
— Поверю. Вы знаете, о чем говорите.
И хотя это прозвучало как комплимент, я что-то в нем засомневался, а когда дошло, как до жирафа, что она имеет в виду, реагировать уже как-то поздно, иначе заслужишь репутацию мудреца, что задним умок крепок.
— Это дар, — договорил я запоздало, — из более… прекрасных сфер.
Она покосилась на мое лицо, в ее глазах странное выражение, где и насмешка, и превосходство, и даже сочувствие, но когда осторожно пригубила вино, на щеках проступил некий румянец.
— Рад, — сказал я с сарказмом, — что вам хоть что-то понравилось.
Она грациозно вскинула брови (зараза, у нее даже это получается грациозно), большие серьезные глазищи оглядели меня с высокомерным изумлением.
— Почему же, — произнесла она неспешно, — мне многое понравилось…
— Например? — спросил я и приготовился услышать хоть что-то приятное.
— Вы прекрасно украсили дворец, — сказала она. — Всю роскошь, что собирали король Леопольд и его предки, выставили наружу и, конечно, на разграбление. Сразу чувствуется, вы сами понимаете, что скоро придется удирать, поджав хвосты. Золото, конечно, постараетесь забрать, но громоздкую мебель, огромные ковры, статуи, столы из янтаря, колонны из редчайшего мрамора или драгоценного малахита… увы, придется бросить.
Я спросил с любопытством:
— Что, в самом деле можно так подумать?
Она посмотрела с пренебрежением.
— А разве не так?
Я взглядом позвал Норберта, он торопливо поднялся и, обогнув стол, подошел ко мне.
— Ваше высочество?
Я кивнул в сторону Аскланделлы.
— Ее высочество обеспокоена реакцией туземного населения на подобную щедрость. Здесь все скупые и жадные, потому сочтут, что мы собираемся отступить, забрав все ценное, а громоздкое оставить…
Он бросил беглый взгляд на сразу застывшее лицо принцессы, перевел его на пирующих, снова посмотрел на императорскую дочь, на этот раз уже с огромным уважением.
— Сэр, — сказал он с чувством, — ее высочество абсолютно правы. Позвольте немедленно принять меры, пока слухи еще не покинули пределы дворца?
— Действуйте, — сказал я. — Если нужно… то и жестко.
Он поклонился и немедленно исчез, а я повернулся к Аскланделле.
— Спасибо за сотрудничество, ваше высочество.
Она надменно искривила губы.
— Что вы себе такое надумали? Я с вами не сотрудничаю! Вы наглые и грубые враги, подлые захватчики чужих земель!
— Ну да, — согласился я мирно, чувствуя сладость победы, — конечно же, чужие земли может захватывать только Мунтвиг. Да еще, видимо, император Вильгельм.
Она снова вскинула брови.
— Император?.. Император никогда не захватывал чужие земли!
— Почему? — полюбопытствовал я.
— У него их достаточно, — отрезала она.
— Тогда терял? — поинтересовался я. — Мир такой… кто не приобретает, тот теряет.
Она произнесла с поистине императорской небрежностью:
— Он не терял.
— Разве император Вильгельм правит всего неделю? — спросил я. — Как-то мне пришлось слышать о нем… уже давно.
Она посмотрела искоса.
— Не пытайтесь что-то выведать, принц.