— Трапеза, — сообщил Альдарен дрогнувшим голосом, — будет около двенадцати. А легкий ужин с пяти вечера до половины шестого. Потом повечерие, а после него братья отходят ко сну.
— Хорошо, — сказал я. — Обязательно приду! Как не прийти? Не могу же пропустить такое… интересное мероприятие. Можно смело сказать, увлекательное до глубины души, хоть и для любителя, а я еще тот любитель церковного пения!
Он замедленно поклонился, явно стараясь осмыслить сказанное, и вышел, держась возле стены, чтобы не потревожить собачку ростом с теленка, а весом с быка.
Я торопливо оделся, на душе пакостно и тревожно. Из головы не идет то чувство близкой опасности, а также моя неспособность призвать оружие или что-то еще из так необходимых, как теперь кажется, вещей, оставленных, можно сказать, в стационаре.
В дверь мощно бухнули, как будто бревном, и она тут же отворилась, не дожидаясь моего отклика. Вошел брат Жак, огромный и медведистый.
— А-а, — сказал он довольно, — и не ложился?.. Иди пожри на ночь, а то по себе знаю, никакой сон не идет, когда брюхо пустое. Твоя собачка уже успела и за тебя? Молодец, я так и думал, она у тебя хозяйственная! А как насчет выпить?
— Она или я? — спросил я осторожно.
Он довольно хохотнул.
— Хороший вопрос. Чувствую, ты паладин еще тот! И вполне уживешься, у нас тут просто.
— Погоди, — сказал я, — а разве трапеза не в двенадцать?
— Точно, — подтвердил он, — трапезная — хорошее место, можно поговорить обо всем, но если хочешь пожрать, то либо проси, чтобы тебе принесли в келью, а если не слишком зажрался, то и сам сходишь… Кстати, твоя собачка так уелась, что чуть там спать не легла.
— Вот свинья, — буркнул я. — Правда, мы так долго добирались сюда по морозу, что ей надо восполнить потерю жировых запасов. А где у вас кухня?
— Я проведу, — сказал он. — Разве не долг наш заботиться о братьях наших меньших?
Я вышел вслед за ним, а когда проходил по коридору, свечи на стене вспыхнули ярче. Жак от неожиданности остановился так резко, что едва не ударился о выступ стены.
Я по инерции сделал еще пару шагов, следующие две тоже вспыхнули, как два маленьких солнца.
— Чего это они? — проговорил он с недоумением.
Я ответил натужно бодро:
— Да просто приветствуют гостя. Вежливые значит. Ты же свой, тебя чего замечать?
— Что значит, — спросил он сердито, — приветствуют? Раньше никого не приветствовали!
— Времена меняются, — ответил я. — Вернее, мы их меняем.
— Лучше бы не менялись, — проворчал он. — Так спокойнее.
Я сделал еще несколько шагов, там дальше свеча, горит едва-едва, однако только я подошел ближе, вспыхнула радостно и празднично, даже цвет пламени поменялся, хотя, на мой взгляд, пурпурный выглядит несколько зловеще в сравнении с желтым или оранжевым.
— Мне больше нравится, — сказал я, — когда времена меняются.
Он покосился на меня с неудовольствием.
— Пойдем быстрее, брат паладин!
— А что с Храмом? — спросил я на ходу. — Над ним часто такое вот… с тучами, молниями…
Он посмотрел равнодушно.
— Всегда.
— Ого, — сказал я. — И что?
— И ничего, — ответил он.
— А не вредит? — спросил я. — А что это хоть? Почему?
Он пожал плечами.
— Говорят разное, но мне кажется, просто темнят. Сами точно не знают и даже не догадываются. А когда начинают объяснять, то такое несут, что уши вянут и хочется в зубы двинуть… А когда сцепятся, то такое начинается…
— Что, — спросил я с недоверием, — никто не знает?
Он сказал с досадой:
— Что знают старшие монахи, нам неведомо. Они даже спят отдельно. В смысле, от нас отдельно. А молодые только строят догадки. У нас, да будет тебе известно, послушники по пятнадцать лет трутся, пока их допускают до монашества!.. Так что молодые монахи не обязательно с соплями до пояса. Говорят, то ли от демонов, осаждающих святую обитель, то ли от просто погодных явлений. Хотя, конечно, когда молнии становятся багровыми, а с неба падают камни, то это уже на дождь не похоже, но отец Леклерк все равно стоит на своем. Говорит, особые ветры могут поднимать даже камни и переносить на тысячи миль… но я все равно не понимаю, почему эти дурные ветры всякий раз обрушивают камни на Храм.
— И как, — спросил я, — повреждают сильно?
Он посмотрел на меня с удивлением и чувством превосходства.
— Ничуть. Наш настоятель ограждает обитель святым щитом. Все исчезает, аки дым пред очи Господа.