— Как тут вообще идут дела? — поинтересовался я.
Он ответил быстро:
— Как положено.
— А как положено?
— Согласно уставу, — ответил он. Мне показалось, по лицу скользнула некая тень, однако он продолжал смотреть мне в лицо честными глазами. — И положению о монастырях.
— Ах да, — сказал я, — ну конечно… Это мы, паладины, свободнее в своих действиях и поступках.
— У вас большая ответственность, — ответил он смиренно. — Я предпочитаю по правилам и уставу. Когда слишком свободен… можно ошибиться и совершить великий грех…
— Ну, — сказал я, — мелкий человек не совершит великого греха. Для этого надо быть человеком с большими запросами. У вас все поступают по уставу?
Он ответил чуточку уклончиво:
— У нас очень свободный устав… если сравнивать с уставами других монастырей.
— Вы их читали? — спросил я с интересом.
— У нас в библиотеке много чего интересного, — ответил он так же уклончиво.
Я вслушивался в его мягкую речь, правильно построенные фразы, в какой-то момент он бросил взгляд на меня, когда я смотрел в сторону, и мне показалось, что это другой человек, постарше, поопытнее, и повыше рангом, чем рядовой монах.
— Чем занимаются монахи? — спросил я.
Он ответил уклончиво:
— Работы в монастыре много. И всем занятие находится по их силам и способностям. Отдыхайте, брат паладин.
— Как долго?
— Завтра, — сказал он значительно, — вас примет приор, а то и сам аббат, настоятель монастыря.
— Спасибо, — произнес я. — Это великая честь.
Он кивнул.
— Разумеется. Ведь аббатом у нас сам отец Бенедарий!
— Ага, — ответил я, — сам Бенедарий, кто бы подумал… В самом деле сам Бенедарий? Не шутите?
Он произнес с гордостью:
— Вы убедитесь завтра сами.
Я не стал провожать его к двери, здесь он хозяин, а я гость, прислушался к удаляющимся шагам, сбросил сапоги и рухнул на ложе, чувствуя, как сладко заныло усталое тело, получив наконец-то отдых.
Эту ночь буду спать как бревно, измотался за долгий путь в седле через морозный мир, хоть вот сейчас, когда уже засыпаю, хорошо бы осмыслить увиденное: странные недоговорки брата Альдарена, разнобой при встрече, когда явно две группы собирались меня устроить… Интересно, куда определил бы брат Жак, этот гигант показался простецким и бесхитростным малым; еще надо понять опасливые взгляды любого монаха, встречаемого на пути…
Тело мое вздрогнуло само по себе, по коже прокатилась холодная волна. Я почувствовал, как на обеих руках шевелятся волосы, вставая дыбом.
Где-то близко появилась опасность, нечто огромное и чудовищно сильное вышло на охоту, бесконечно злое, сейчас осматривается, как только что выбравшееся из глубокой черной норы.
Опасность приблизилась, я торопливо выдернул меч из ножен, скатился на пол и, выставив перед собой острие, замер в ожидании. Для замаха не будет времени, а так вдруг да оно само напорется на острие.
Холод прокатился по телу, неведомый враг приближается, приближается… Я задержал дыхание, сейчас распахнется дверь, из коридора метнется нечто ужасающее, точно не люди…
Я покосился на Бобика, но Адский Пес, чуткий к любой опасности, почему-то спокойно дрыхнет, даже ухом не шелохнет.
В какой-то момент мелькнуло нечто темное, на краткий миг возникло на стыке стены и потолка, в самом уголке, там и так темно, и почти сразу ощущение близкой и смертельной опасности начало слабеть, отдаляться, уходить.
Когда совсем испарилось, я переполз обратно на ложе, но рукоять меча из ладони не выпустил, стараясь сообразить, что же случилось и почему эта тварь не набросилась.
Возможно, не заметила? Или все-таки послана не за мной? Возможно, она на свободной охоте, либо нужен кто-то иной…
И все-таки сон теперь не шел, я лежал с колотящимся сердцем и старательно продумывал все варианты, кто мог за мной послать и, главное, что именно. Первоначальное предположение, что это не за мной, пришлось отбросить. Слишком облегчающее жизнь, а та научила, что меня что-то все стараются нагрузить, лягнуть, пнуть, ударить, но никак не дать пряник или хотя бы похлопать по плечу, не говоря уже о том, чтобы почесать спинку.
Сна ни в одном глазу, ах да, нужно поупражняться в переносах, пока еще получается замедленно, не умею сосредотачиваться, всякая мелкая хрень отвлекает…
Представил в руке меч, выкованный гномами, сейчас он у меня в моей королевской опочивальне, буквально ощутил в ладони холодную рифленую рукоять… чувство такое, что вот уже сомкнул пальцы, но перевел взгляд на ладонь…
Сжал и разжал пальцы, условия для переноса самые идеальные, ничто не мешает и не отвлекает, однако… однако меча нет.
Возможно, расстояние, возможно, свирепые холода, но самое разумное объяснение — святость монастыря блокирует любые магические действия.
На всякий случай попрактиковался, создавая вино в большой глиняной кружке; получилось, хотя чему так уж радоваться? Видимо, создание вина и пищи у меня за счет моей паладинистости, а телепортация мечей — уже магия, здесь абсолютно неприемлемая, хотя намного более нужная.
Глава 3
В дверь осторожно и очень деликатно постучали, однако настойчиво; очень интересное сочетание, подумал я, вот это деликатно и весьма настойчиво.
— Открыто! — сказал я громко.
Вошел брат Альдарен, осторожно и не отрывая взгляда от дремлющего Бобика притворил за собой и поклонился со всей учтивостью, больше приличествующей рыцарю, чем монаху.
— Брат паладин…
— Добрый день, — приветствовал его я. — Он ведь добрый?
— Господь всегда посылает добрый, — ответил он. — Мы сами делаем его тем или иным. Брат паладин, вам, как новичку, проделавшему такой долгий и тяжкий путь, отец настоятель милостиво разрешил не присутствовать на всенощной…
Я воскликнул:
— Ура!
— …утрене и службе после заутрени, — договорил он, — что в четыре часа утра…
— Вот щасте-то привалило, — сказал я.
Бобик приподнял голову, посмотрел на меня в поисках счастья, в глазах проступил укор, нехорошо обманывать, снова уронил голову и засопел.
— Вы также пропустите окончательный общий подъем, — продолжил Альдарен, — личную молитву и первый канонический час…
— Это когда собирается капитул? — спросил я. — Ну, я общую молитву произношу мысленно. У нас, паладинов, это получается неплохо — дисциплина ума называется. Читать главы из устава или Евангелия мне тоже не обязательно, я Библию знаю наизусть, могу на спор или шелобаны зачитать любой отрывок…
Он поморщился.
— Брат паладин, в этом нет необходимости. Как и нет заслуги в том, чтобы зачем-то заучивать Библию.
— Правда? — спросил я с интересом. — Почему?
— Не проще ли, — спросил он, — держать под рукой книгу? Но капитул нужен, на нем выслушивают отчет старших монахов о работах, сообщают о положении текущих дел… вам разве не интересно?
Я воскликнул:
— Еще как!
— А также, — добавил он, как мне показалось, значительно, — проводится дисциплинарная часть. Иных монахов обвиняют в нарушении дисциплины. Обычно они каются сами, но если их обвиняют братья, то в этих случаях дело разбирает обвинительный капитул…
— В общем, — сказал я, — я все это счастье пропустил? Мне надлежит быть только на утренней мессе, когда все монахи обязаны присутствовать в полном составе…
— За исключением тяжело больных, — подтвердил он. — Но это только сегодня. С завтрашнего дня вы подчиняетесь уставу без каких-либо послаблений.
Я спросил с тревогой:
— А который час?
Он взглянул на свечу, где отметки показывают интервалы в четверть часа, затем перевел взгляд на большие песочные часы в нарочито грубой подставке из некрашеного дерева.
— Через два часа наступит полночь, брат паладин, так что отдыхайте до самого утра. После утренней мессы вам предстоит помолиться в течение часа в своей келье, затем монастырская месса… а потом вам дадут какую-то работу.