— Почему?
Я пожал плечами:
— Нужно запоминать имена мудрецов, а не дураков.
Он заорал и, резко вскинув меч над головой, послал в грохоте копыт коня вскачь. Я ждал, стараясь разогреть в себе злость, но получается плохо, слишком уж все обычно, а этот дурак не виноват, что он дурак, и как петух, защищая своих кур, бросается на все, что вторгается, как он считает, на его территорию, как же, вот прямо щас мечтаю все отнять и захватить.
В нужный момент я сам вскинул меч и, отклонившись от его удара, ударил сильно и точно. Лезвие меча захватило кончик платка на шлеме, а всадник промчался мимо, сдерживая коня, быстро развернул и тут же ринулся снова.
В его черных глазах я видел ярость пополам с удивлением, мне он тоже показался противником не простым, быстр настолько, что нужно драться, выкладываясь по полной.
Мы сшиблись, снова разошлись. В третий раз он остановил коня, мы некоторое время фехтовали, не сдвигаясь с мест. У меня рука заныла, удержать его тяжелые и точные удары очень непросто, он еще и силен чудовищно вдобавок к его быстроте.
Зайчик, ощутив себя оскорбленным ростом и статью огненного красавца, с силой ударил грудью, а тот сдуру не отступил, а попытался ударить в ответ, раздался их слитный жеребячий рев, похожий на женский визг, и красный конь опрокинулся на спину.
Всадник в последний момент успел соскочить, отпрыгнул, гибкий и быстрый, несмотря на рост и размеры.
Я удержал коня и крикнул:
— Ну? На этом закончим?
Его просто перекосило в ярости.
— Трус! — заорал он. — Конь всегда за тебя выигрывает схватки?
Я тоже, как и он, бросил взгляд на женщину. Закутанная в длинный платок и в платье, что укрывает лодыжки, она застыла столбиком и только наблюдает за нами большими серьезными глазами.
Не будь ее здесь, этот петух, возможно, не стал бы так на меня бросаться. Увы, присутствие женщины всегда разжигает огонь соперничества, но я все-таки могу вложить меч в ножны и уйти, а вот он не может…
— Погоди, — сказал я. — Это твоя невеста?
— Жена, — прорычал он. — Она видела, как я сражал и посильнее тебя… И увидит сейчас!
— Лучше посади ее снова за спину, — посоветовал я, — и езжай, куда ехал. А я поеду по своим делам.
Он бросился ко мне, раздувая ноздри.
— Думаешь, если ты все еще на коне…
Я сказал с досадой:
— Да ты в самом деле дурак.
Он отпрыгнул, когда я соскочил на землю, но тут же снова двинулся с поднятым для удара мечом. С долгую минуту мы фехтовали, оба одинаковые в скорости и силе, я видел на его вспотевшем лице изумление и начинающую проступать тревогу, явно предыдущие поединки заканчивались быстрее, затем он выкрикнул некое заклятие, как понимаю, движения ускорились, а удары стали тяжелее.
Но я уже разогрелся, злость и чувство опасности обострили все чувства, я начал двигаться тоже быстрее, еще быстрее, бил сверху, снизу, с боков, наносил косые и обманные удары, наконец он допустил крохотную ошибку, кончик моего меча задел его шею сбоку, кровь из рассеченной артерии ударила тугой красной струей.
Он покачнулся, выронил меч и попытался ухватиться за рану, но кровь мощно била тонкими струйками и между пальцами.
— Ты меня убил, — прохрипел с ненавистью, — тебе повезло…
— Не я, — буркнул я все еще со злостью, — тебя убила твоя дурость.
Он упал на колени, затем завалился на бок. Кровь все еще хлещет из такой небольшой ранки, сильно оттопыривая вздутые края, но слабее и слабее с каждым мгновением.
Я вытер лезвие меча о его одежду и сунул в ножны. Женщина подбежала и упала с плачем на его тело.
Чувствуя себя виноватым, я буркнул:
— Садись на его коня и возвращайся.
Она не слушала, рыдала, я вяло подумал, что надо бы помочь ей похоронить убитого мужа, все-таки не весьма вот так все оставить, но не вожу же с собой лопату, да и на его красном коне только дорожный мешок, там не видать торчащего черенка.
— Слушай, — сказал я женщине, — а он, может быть, огнепоклонник? Ну, в душе?.. Тогда его лучше оставить так вот…
Она коротко и с ненавистью взглянула на меня и снова опустила голову ему на грудь.
Я развел руками:
— Ну, как знаешь. Самое большое, что могу для тебя сделать — это оттащить его вон в ту яму и завалить камнями, чтобы звери не добрались.
Она не ответила, я посмотрел на красного коня с опустевшим седлом, на своего Зайчика и внимательно наблюдающего за нами Бобика.
— Как скажешь, — проронил я, — могу помочь тебе взобраться в седло, а то ваш конь как-то великоват.
Она наконец подняла голову, лицо страдальческое, но на губах проступила печальная улыбка. Медленно подняла мертвую руку мужа, поцеловала ее и сняла с пальца тонкое кольцо с небольшим красным камешком.