Пустил коня вперед, наклонился, над головой прошла каменная балка, неясная прохлада струилась от креста, конь ступал дальше, ощущение исчезло. Я оглянулся, крест чуть ли не светится, загораживая дорогу крупным монстрам, с которыми людям еще не справиться, и пропуская мелочь, чтобы порубежники не спали, всегда были готовы принимать удары и наносить в ответ.
Сигизмунд ехал рядом, на лице почтение. Встретившись со мной взглядом, прошептал:
- Это же крест самого Тертуллиана! Вы знаете историю, как он его поставил?
- Как-нибудь расскажешь, - ответил я как можно спокойнее, но появилось ощущение, что некто огромный и недружелюбный наблюдает за нами из-под приспущенных век. - Значит, мы перешли границу, за которую еще не переступали христианские рыцари... Сэр Сигизмунд!
- Да, сэр Ричард?
- Расслабьтесь, - посоветовал я.
Он вздрогнул, на лице проступило смущение, но тут же спросил почти с вызовом:
- Но почему?
- Нечисть не поджидает нас прямо здесь, - сказал я, тут же подумал, а верно ли говорю, но уже по инерции договорил: - Как-то я сам, помню, ехал в другую страну... Все ожидал, что как только перелечу... гм... в смысле миную границу, то и деревья не такие, и земля не такая, и как был разочарован, когда все те же березки, та же трава, такая же вода в реке...
Он вертел головой по сторонам, почти не слушал, ответил невпопад:
- За легкое дело берись как за трудное, а за трудное - как за легкое. Так мне говаривал отец... Как за трудное, это чтоб уверенность не стала беспечностью, а как за легкое, чтоб неуверенность не стала робостью...
- Смертелен каждый путь, - сказал я, - каким бы ты ни шел, но путнику прямой особенно тяжел. Так говорили наши мудрецы. А мы, дорогой сэр Сигизмунд, на пути к этому... разуму!
Он так удивился, что даже пошатнулся в седле.
- Мы? К разуму?
- Да. Другой великий мудрец сказал, что к высшему разуму ведут три пути: путь размышлений - самый благородный, путь подражаний - самый легкий, и путь опыта на своей шее - самый тяжелый. Мы, понятно, как рыцари и мужчины выбрали самый трудный путь, легким путем идут обезьяны и женщины.
Сигизмунд встревожился, я видел, какие складки пытаются появиться на его чистом лбу.
- Сэр Ричард... это что же... мы можем стать умными?
- Что, уже готов вернуться? Нет, это случится очень не скоро. И то, если человек будет учиться на собственных ошибках. Но мы же не будем, верно? Иначе начнем избегать неприятностей, как эти, тьфу, умные. А какие же мы рыцари, если без приключений?
Его лицо просветлело, глаза зажглись задором.
- Как вы правильно говорите, сэр Ричард!.. Да и вообще я подумал... представляете?.. что тот, кого привели к цели, не имеет права считать, что он ее достиг. А так как меня ведете вы, то это на вас может рухнуть мудрость, после чего вы в монастырь или в симеоны-столпники...
Я уж было подумал, что это он острит, но юный рыцарь говорил настолько серьезно, с ясным лицом, что я только принял надлежащий скорбный вид и кивнул.
Трава поднималась сочная, зеленая, лето дружное, с жаркими днями и прохладными ночами, все идет в рост, я буквально слышал, как скрипит земля, выпуская из себя молодые побеги. Конь Сигизмунда то и дело на ходу срывал верхушки трав, мой шел как бронетранспортер новейшего поколения, который питается только обогащенным ураном.
По этому зеленому полю брела в нашу сторону босоногая и в коротком платьице девчушка лет пяти, очень серьезная, деловитая, обеими руками прижимала к груди большой берестяной туесок. Рыжие волосы свободно падали на спину, серьезный такой деревенский ребенок с поцарапанными ногами и сбитыми в кровь коленками, с засохшими корочками на месте старых ссадин.
Сигизмунд поинтересовался:
- Не тяжело, малышка?
Она отрицательно помотала головой, обеими ручонками прижала к груди сокровище, глядя на огромных людей, что на конях, недоверчиво, исподлобья.
- Что насобирала? - поинтересовался Сигизмунд. - Грибы?
Она снова помотала головой.
- Ягоды?
Она ответила тихим детским голоском:
- Мед...
Я тронул коня, Сигизмунд поехал рядом, но я слышал, как он начинает ерзать, железо звякает, оглядывается, наконец я услышал его растерянный голос:
- Не понимаю...
- Что, сэр Сигизмунд?
- Как насобирала мед, ее же пчелы заедят! Такая маленькая, хрупкая! И как мед не вытекает, сейчас же жарко... И почему не видно поблизости жилья?
Я сказал ему в тон:
- И куда исчезла, как только мы проехали? Не стоит сушить голову, сэр Сигизмунд, над умными вопросами, а то, не дай господи, сами умными станем. Я думаю, что за поворотом нас ждет что-то поинтереснее.
Он понял мои слова буквально, с лязгом опустил забрало, вытащил из ножен меч и поехал чуть впереди, чтобы принять удар на себя, а я тем временем успею метнуть свой всесокрушающий молот. Я все косился на его дурацкое копье, слишком длинное, огромное и тяжелое, удобное только для схватки с таким же точно закованным в железо рыцарем. Сигизмунд не дурак, понимает его непригодность в таком походе, но в то же время как это оставить или потерять копье, символ рыцарства?
За весь день мы так ни с кем и не подрались, то есть не совершили во славу господа никаких подвигов, не прославили копьем и мечом его славное и кроткое имя, хотя несколько раз над нами пролетали драконы, присматривались, но оказались не настолько тупыми, чтобы бросаться на закованных в железо существ, когда есть олени, лоси, туры и, на худой конец, простолюдины.
Вечером долго любовались великолепным закатом, господь бог превзошел себя и порадовал нас просто сказочным зрелищем, при виде которого даже самый заядлый атеист твердо уверится в существовании творца, иначе на фиг кому нужна эта божественная красота захода солнца?
Хвороста усердный Сигизмунд натаскал много, костер разгорелся такой жаркий, что пришлось отползать. Длинные языки оранжевого огня рвались в небо, трепетали, искры взлетали стремительно, трещали уже там, вверху, взрывались крохотными бомбочками. Круг света был широк, даже озарил в трех шагах каменную кладку, покрытую серо-зеленым мхом.
- Бесподобно, - проговорил Сигизмунд восторженным шепотом. - Солнце счастье, однако и ночь... хоть и прибежище Зла, но видно же, что ее создал господь! В ней столько божественного очарования, умиротворенности, спокойствия, тишины...