Он, все еще предельно шокированный, сказал тем не менее с предельным достоинством:
– Ваше величество! Весь высший свет ожидает и надеется, что вы увидите все преимущества более цивилизованного образа жизни и возжелаете принять их всем сердцем, душой и мыслями!
– Пусть, – одобрил я. – Пусть ожидает и надеется. Но принимать буду медленно и печально… Нет, печали не будет, но неспешность в реформах – залог успеха!.. Чтобы не наломать дров.
Он насторожился:
– Дров? Каких дров?
– А, – сказал я, – у вас уже и забыли, что дровами топят?.. В общем, я не отказываюсь от придворного этикета и церемониала. Но принимаю в упрощенном виде! Вы же сами понимаете, как опасно давить на свирепого северного варвара, злобного и подозрительного? Да еще с тем, чтобы изменил своим диким и кровожадным привычкам, что всосал с молоком матери?.. А если моей матерью была волчица, а я какой-то Маугли?..
Он помотал головой, отступил на шаг и выставил перед собой ладони.
– Ваше величество!.. Вы не учли, что я, как и многие во дворе, уже знаю, вы – маркиз из королевства Танкмария, и что именно благодаря вашему дипломатическому умению, правда, подкрепленному грубой силой, королю Гессена удалось удержать власть. А будь вы диким варваром, разве смогли бы, несмотря на всю варварскую мощь, стать Властелином Багровой Звезды?
Я посмотрел на него с интересом.
– Вижу, разведка у вас работает!
Он ответил скромно:
– Да вы этого и не скрывали, ваше величество. А мы, естественно, собирали и собираем о вас все, чего удается достичь для того, чтобы лучше служить вам. И, конечно, каждое слово и каждый ваш жест, наклон головы или особенности походки становятся темой долгих обсуждений и предположений, что бы это значило и чего стоить ждать. Это естественно! Ваши нахмуренные брови могут вызвать потрясение в империи, потому нужно знать заранее, что предпринять…
– Дорогой сэр Джулиан, – сказал я величественно, – я ничего не сделаю, не посоветовавшись с вами и Советом. И, уверяю вас, поступлю, как рекомендует возглавляемый вами Совет. Вы же лучше знаете ситуацию в империи!.. А насчет резких перемен я пошутил. Хотя они будут, но вводить начнем постепенно, чтобы не выдергивать кирпичики, как вы образно заметили.
Он поклонился, по моему тону ощутив окончание неформальной аудиенции, отступил и даже помахал над выставленным вперед носком башмака собранными в щепотку пальцами, делая вид, что держит в ней шляпу.
Получилось достаточно величественно, даже значительнее, чем у молодых щеголей с пышными шляпами в руках и веером развевающихся перьев. У них получается несколько суетливо, а в сэре Джулиане чувствуется старая добрая школа.
Женщины откровенно спешат навстречу, приседают, все такие счастливые, радостные, готовые и меня обрадовать всячески, как только восхочу, это в их глазах и на их полыхающих румянцем щечках.
– Леди Эльзивелла, – сказал я, – леди Мирриганна… а вы… ах да, баронесса Истольская…
Они еще больше краснели, польщенные, что сам император запомнил их имена, смотрели снизу вверх с тем ожиданием на лицах и в позах, что вот сейчас же побегут в постель, стоит только сделать знак, а я со щемом понимал, что вот получил то, о чем большинство мужчин только мечтает: все женщины – мои, но, когда смотрю на этот бескрайний океан склоненных головок с затейливыми прическами и одинаковые низкие вырезы платьев с сочными вторичными признаками, с тоской понимаю…
Хотя даже не понимаю, а даже чувствую, что лучше даже не начинать. Мне все-таки нужно хотя бы малость чувствовать сопротивление, а так почему-то неинтересно.
Странно, это же вроде вершина, никто из женщин не перечит, как раз все напротив, каждая стремится попасть в постель к императору, но что во мне за северное варварство?
Добрался до сада, но пришла мысль, что нужно начать со скайбагеров, потом как-то искать подступы к тем таинственным машинам, что роются очень глубоко под землей, возможно, даже в мантии.
Думаю, там не просто машины, а целые автоматические заводы, что собирают рассеянные элементы редкоземельных материалов и тупо подают их на поверхность, хотя заказавшие эту работу хозяева давно сгинули…
На обратном пути женщин впятеро больше, я двигался, как через живой цветник, все в розовых платьях, нежно-голубых, солнечно-оранжевых, нигде ни единого темного цвета, все такие радостные и ласкающие взор, вырезы на платьях настолько широкие и глубокие, что вот-вот оттуда выпрыгнут эти ограниченные краем платья нежные полушария, что так и просятся в мои ладони.
Я не увидел ни Мишеллу, ни Жанну-Антуанетту, тем более здесь не будет герцогини Самантеллы, но, чтобы не проходить мимо совсем уж надутым индюком, улыбнулся леди Эльзивелле, известной мне как ближайшая подруга Мишеллы.