— Скажу честно, — рыкнул он утомленно, — когда ты явился с безумной идеей напасть сообща на Гиллеберда, я решил помочь только потому… гм… что ты когда-то оказал мне очень важную услугу, а я такое не забываю. Я, честно говоря, даже не думал, что мы с такой легкостью справимся, все-таки у Гиллеберда была лучшая в регионе армия, но ты всех обхитрил, нас с Найтингейлом тоже.
Найтингейл улыбнулся, кивнул.
— Да, бойкий у нас родственник.
Барбаросса посмотрел на него в удивлении:
— Родственник?.. Ах да, он же теперь твой полузять, ха-ха!..
Найтингейл ответил с достоинством:
— Я не сказал бы, что это худший из зятей.
— Еще бы, — сказал Барбаросса с тяжелым сарказмом, — это же надо суметь продать дочь дважды! Я бы голову разбил о стену, но не додумался бы. Всегда считал, что такими хитрыми могут быть только сенмаринцы…
Все посмотрели на Кейдана, что за все время обсуждения не проронил ни слова. Сейчас, когда все умолкли и только втихую зыркают друг на друга, не зная, что добавить и нужно ли, когда все сказано ясно и четко, он пошевелился и сказал несколько манерным голосом:
— Эту реакцию следовало ожидать. Она мне понятна, возражений не вызывает, потому скажу о другом. Несмотря на все разумные слова достойных великих и мудрых королей, мы все же предполагаем, что принц Ричард отправится Мунтвигу навстречу, несмотря на все наши предостережения.
— С голыми руками, — буркнул Барбаросса.
— С теми войсками, — уточнил Кейдан с королевским величием, — которые удастся собрать, пусть даже их будет горстка. А нам стоит подумать, как поступим мы.
Найтингейл сказал завистливо:
— А что вам-то думать? Сен-Мари за Большим и даже очень Большим Хребтом!
— Если Мунтвиг, — ответил Кейдан, — сокрушив все, подойдет к хребту, то самое меньшее, что он сделает, — перережет единственный торговый путь между королевствами Сен-Мари, Вестготией и остальным севером.
Барбаросса буркнул язвительно:
— Будете торговать и с Мунтвигом, какая разница?
— Будем, — согласился Кейдан, даже не попытавшись отказываться, — однако Мунтвиг не прекратит пытаться ворваться в наше королевство и предать здесь все огню, а это… нас будет тревожить, если сказать мягко. Потому следует продумать, чем же все-таки помочь этому… принцу.
Я не поверил своим ушам, только никто из королей почему-то не удивился, а Кейдан продолжил:
— Нам важно, чтобы этот принц там на дальних рубежах как можно больше обескровил Мунтвига. И когда сам погибнет, та сволочь с Севера подойдет к нашим границам уже ослабленным. Или вообще не рискнет.
Барбаросса хмыкнул:
— Ваше желание удержать Тоннель в нашей власти понятно. Я берусь ввести войска в Армландию и перекрыть доступ на эту сторону.
— Я помогу, — сказал Найтингейл. — Ну, чем смогу.
Херлуф сказал ехидно:
— А вы поможете как? Подгребете под себя Ламбертинию?
Найтингейл кивнул в сторону Барбароссы:
— Он подгребет ее с такой скоростью, что не успеешь сказать «мама».
Я натянуто улыбался, дескать, шутят, понимаю, хотя на душе становится все холоднее. Это не шутки, все так и будет. Мне трудно было удерживать все в моих руках даже без внешней угрозы, а теперь так и вовсе все рассыплется. А такие лакомые куски да не подобрать…
Тревожная обстановка во дворце начала нарастать с момента срочного отъезда герцога Готфрида, а после появления гонца с вестью о Мунтвиге стало по-настоящему неспокойно и неуютно.
Вельможные лорды, собравшиеся на выборы короля, сбиваются в группки, шепчутся, оглядываясь на других, и обрывают разговоры, когда к ним кто-то подходит.
Я увидел, как в дальнем зале блеснуло золото пышных волос, там в кругу мужчин женщина с прямой гордой спиной и тонкой талией в длинном зеленом платье до полу. Она как ощутила мой взгляд и повернулась, крепкая, с хорошо развитыми плечами, яркий румянец на молодом лице, блестящие глаза и пухлые спелые губы. Леди Элинор.
Она с небрежностью оставила рыцарей, расточающих ей комплименты. Я молча ждал и невольно любовался ее спелой молодостью и спортивной упругостью ее фигуры, туго натянутой кожи на лице, где ни намека на морщинки, даже мельчайших, и общей чистотой и свежестью ее облика.
Издали она чарующе улыбнулась, но, когда приблизилась, лицо стало строгим и озабоченно деловым.
— Рич, что теперь?
— Не знаю, — ответил я сердито. — Почему герцог не мог подождать до выборов?
Она без всякого перехода превратилась в разъяренную тигрицу, защищающего малолетнего тигренка: