Брат Кадфаэль время от времени слегка наклоняется, явно символические поклоны, из транса выйдет, только если здесь грянет взрыв… А что теряю? Не искать же знатоков, которые скажут, как мне поступить. Мир таков, что знатоки в первую очередь постараются отнять и жемчужинки, и вообще все, что есть у меня.
На молоте блеснула плазменная вспышка, словно крохотный метеор врезался. Молот на миг прогрелся так, что рукоять обожгла пальцы. Спрятав остальные зернышки, я с сильно бьющимся сердцем потрогал молот, подбросил и поймал в воздухе. Ничего вроде бы не произошло, легче не стал, выше не улетел, однако… что-то в его структуре изменилось.
Брат Кадфаэль повернулся, лицо серьезное и усталое.
— Брат паладин, жаркое не подгорело? Запах горелого мяса едва не сбивает с ног.
Я поспешно снял с вертела поджаренные куски с обуглившимися краями, бросил Псу.
— Лови!.. Это тебе, как лучшему охотнику. Эксклюзивный рецепт! А мы с братом монахом еще изжарим. Господь велит упражнять волю.
Кадфаэль сказал укоризненно:
— Не упоминай имя Господа всуе!
— Господь мне надежда и опора, — возразил я. — Потому я и опираюсь… Нельзя быть христианином только по выходным, когда ходим в церковь.
Кадфаэль умолк, я быстрее оперирую теми немногими знаниями, что успел нахватать, а у него, как в захваченной варварами и перевезенной в Тевтонию библиотеке Рима, надо долго наводить порядок, сортировать и выстраивать концепции.
Пес сжевал мясо и благосклонно наблюдал за Кадфаэлем, тот вырезал еще пару тонких больших ломтей. Я нанизал на прутья и пообещал себе не отводить взгляд.
— Лучше синица в руках, — сказал я ему утешающее, — чем в каком-нибудь другом месте.
Кадфаэль посмотрел на меня жалобно.
— Брат паладин, что-то слишком мудрено для меня. Устал, голова плохо работает…
— Голова работает тем лучше, — сообщил я, — чем крепче жмут сапоги. Попробуй, а?
Он не сразу понял, что я так шучу, сам он всегда занудно серьезен, слабо улыбнулся.
— Брат паладин, даже не знаю, почему я с тобой еду. Ты меня все время обижаешь…
— Во-первых, — объяснил я, — тебе для святости нужны мучители, хулители и гонители. Во-вторых, ты знаешь, что, если странствующий не встретит подобного себе или лучшего, пусть укрепится в одиночестве. С глупцом не бывает дружбы. Ну, дальше ты понял, да?
Он взглядом указал мне на вертел. Снизу мясо уже прожарилось, на угли срываются сладкие капли сока, но верх еще сырой, я торопливо повернул, а Кадфаэль сказал укоризненно:
— Гордыня, брат паладин, нехорошо.
— Это я горд? — удивился я. — Просто я подсказываю извечную мудрость: когда путь неясен, держись людей мудрых и осторожных — рано или поздно они находят удачный выход.
Он с той же укоризной в глазах покачал головой.
— Мудрых и осторожных? Ты о ком? Гордыня и тщеславие пополам с хвастовством… Но верным ли путем идем, можешь сказать?
— Только когда приходим к цели, — возразил я, — мы решаем, что путь был верен. А до этого — потемки. Ты прислушайся к голосу разума! Слышишь? Слышишь, какую фигню он несет? Вот-вот. Так что надо просто верить, брат Кадфаэль!
Он застыл с открытым ртом, ошеломленный и ошарашенный, что это я, человек с мечом, обвинил его в недостатке веры и преклонении перед каким-то разумом. Я, донельзя довольный, как легко фехтовать силлогизмами среди простых и неиспорченных, снял прут, от мяса одуряющий запах, другим прутиком кое-как спихнул на чистое полотенце, нанизал еще с десяток.
— Испортишь Божью тварь, — сказал Кадфаэль укоризненно.
— Что делать, если он обожает жареное?
Воздух к вечеру повлажнел, бодро заквакали лягушки. Запад неба полыхает в адском огне заката, торопливо прокричали перепела, ночь наступает медленно и нехотя. Звезды высыпали давно, однако долго остаются мелкими крапинками, острыми гранями обзаводятся медленно, незаметно.
Гряда леса выглядит массивом угольной пыли, чуть выше лиловая полоса чистого неба, странно и дико видеть в ней часто вспыхивающие сполохи. Кадфаэль съел половину мясной лепешки, остальное отдал Псу, тот благодарно повилял ему хвостом и лизнул в нос.
Я потихоньку нащупал в кармане геммы гномов. Кадфаэль сказал заботливо:
— Ты спи. Ночи короткие.
— А ты?
— Монахи привыкли к ночным бдениям.
— Не переборщи, — посоветовал я. — А то наступит истощение… Всякие видения начнутся, святых узришь, Дева Мария явится…
Он покачал головой, отвернулся с книгой в руках и углубился в чтение. Жемчужинки загадочно поблескивают в ладони, не могу думать о них как о чем-то магическом, для меня это по-прежнему чипы невероятной мощи и непонятного назначения. Конечно же, адаптированные для нужд домохозяек, если можно так сказать, достаточно универсальные, вон даже для молота подошла одна, но не думаю, что их создавали для интеграции именно с такими молотами.