— Мы должны довезти леди Женевьеву…
Кадфаэль не уловил недосказанности, но я учуял, у нас с Клотаром есть нерешенное дельце, кивнул и ответил, глядя ему в глаза:
— А когда довезем, тогда — да.
— Хорошо, — ответил он грубо. — Отложим.
Я жестом подозвал паренька с подносом.
— Еще такого же барашка… В чем жарили?
— В оливковом масле, — ответил он с почтением к таким шустрым едокам, не заметил нашего ненасытного крокодила под столом. Уже брюхо будет волочиться по земле, а все равно будет жрать, морда противная. — А что к барашку?
— Мне ничего, — ответил я, — но у моих… гм… коллег есть свои запросы.
— Вина, — прорычал Клотар. — Только получше, чем эта бурда.
Мальчишка повернулся к Кадфаэлю. Тот проговорил смиренно:
— Я уже сыт. Но, чтобы быть со всеми, я не откажусь от постной пищи.
— Есть прекрасные белые грибы в сметане, — сообщил мальчишка.
— Грибы и мне, — крикнул я вдогонку.
Мясо запивали вином из одного кувшина, стараясь не протянуть к нему рук одновременно, чтобы не соприкоснуться пальцами. Кадфаэль ерзает, на лице виноватость, не понимает напряга, ведь мы же христиане, должны взаимно прощать друг друга, даже щеки подставлять.
Принесли барашка и, к моему удивлению, заодно по своей инициативе подали прямо на сковороде еще шипящую и стреляющую капельками масла яичницу из дюжины яиц, горячий хлеб из муки тонкого помола и свежий сыр, а также поставили масленку, заполненную доверху свежайшим маслом.
— Ого, — сказал я. — Похоже, нас здесь уважают.
— Заметили, — буркнул Клотар. — Не люблю.
Я покосился на его яркий синий камзол, смолчал, хотя на языке сразу кое-что завертелось, готовое спрыгнуть. Другое дело — брат Кадфаэль, этот в самом деле не любит, когда замечают, потому и весь из себя скромнейшая мышка.
Дверь распахнулась, в зал вошли, тяжело ступая, пятеро воинов в побитых доспехах. Во главе отряда я отметил коренастого и поджарого человека с суровым коричневым лицом. Из-под тусклого шлема выбиваются темные с сединой волосы, такие же белые нити блестят и в короткой бороде. Властный взгляд, разворот плеч и осанка выдают в нем командира. Кожаный панцирь в металлических пластинках, на широком поясе короткий меч и кинжал с длинным узким лезвием.
Бард оборвал песню несколько обидчиво: взоры всех обратились к пятерым. Они тяжело опустились за стол слева от нас, сразу потребовали еду и вина. Кто-то поинтересовался, что у них с доспехами, старший бросил коротко, что встретили гяурлега. И тот не ушел с дороги, как обычно делал, если верить легендам.
Разговоры прервались, теперь уже и бард начал протискиваться поближе. Я не знал, что это за гяурлег, но видел, как посерьезнел Клотар, как побледнел и часто-часто закрестился Кадфаэль.
Справа от меня кто-то сказал:
— Говорят, только Блуждающий может остановить гяурлегов.
— Но Блуждающий, — ответил другой голос, — ушел и больше не вернется…
— Это он сам так сказал?
Кадфаэль заметил, что я прислушиваюсь, сказал строго:
— Суеверия темных людей!.. Ничто не спасет мир, только любовь и милость Господа нашего. А все эти древние колдуны и маги — это темная грубая сила, что служит Сатане.
— А что за гяурлеги? — спросил я.
Клотар посмотрел на Кадфаэля с презрением.
— Зверь, которого уничтожить никто не сумел. Как раз про него известно точно, что он был создан великим магом Синих Гномов, тот жил между Третьим и Четвертым циклом. А вот почему создал, здесь мнения расходятся. Не только у всякой швали подзаборной, но и у тех, кому думать велено сеньором, у каждого свое объяснение…
Кадфаэль тут же заспорил, Клотар грубо, но довольно умело парировал. Я слушал, поглядывал на потрясенных людей за соседним столом, доспехи жестоко измяты, у некоторых в щели проступают красные капли. Их пятеро, но неизвестно, сколько было перед стычкой с этим неведомым гяурлегом.
Очень хотелось выругаться. Одно дело, когда с генами экспериментировали ученые, да и то получалось нередко хрен знает что, недаром же в ряде стран такое вовсе запрещено, а другое, когда неграмотный маг, пользуясь обломками старых знаний, тоже пытается создать… в меру своего разумения. Вот и насоздавали.
Судя по обрывкам сведений, все эти чудовища были созданы в древние эпохи, когда еще что-то работающее да оставалось от старого мира. Однако поднимающейся из руин варварской цивилизации было непонятно само значение науки, а шаманы, отважившиеся войти в последние уцелевшие лаборатории… или клады с оружием, обрели могущество, размеры которого и сами не сознавали.
Я не знаю до сих пор, кто такие джинны, элементали и прочие бессмертные духи огня и воздуха: созданные ли существа или же сами шаманы, ухитрившиеся чаянно или нечаянно перейти на другой уровень существования.
Кадфаэль бросил на меня быстрый взгляд.
— Наверное, нужно у этих людей узнать…
Он замялся, Клотар буркнул:
— Я сам спрошу. Нам все равно выезжать из города. Надо знать, через какие ворота.
— А что за Блуждающий? — спросил я.
Оказалось, что и Клотар, и Кадфаэль о нем слышали немало. Из их рассказов я понял, что Блуждающий… в некоторых легендах упорно именуется Гуляющим, хотя смысл, понятно, иной, в древности овладел неким заклятием… был проклят, как упрямо утверждали другие, таких большинство, но и те и другие сходятся в том, что он получил вечную жизнь. Он набирался мудрости, знаний, стал богатым человеком, даже самым богатым на свете, но это наскучило, потом стал королем, тоже наскучило через пару столетий, а то и раньше, побывал на всех континентах, служил и Добру и Злу, теперь вообще никому, только бродит по свету, у него осталось только слабое любопытство… да и то, как подозревают мудрецы, он его поддерживает сам, ведь если остановиться на месте, то вообще…
Ночевали без помех, все прекрасно, леди Женевьева управилась со своим платьем и без служанки, так что рано утром мы наскоро позавтракали и бодро готовили коней. Треть пути за спиной, осталось всего два дня, а там я поеду один или с братом Кадфаэлем, это еще дней десять, и — рыцарский турнир!
Пес все порывался побегать по двору, но я заметил, как народ пугается, велел сидеть на месте. Я уважаю права и свободы граждан, которые еще не знают, что они граждане, а король их страны — тоже гражданин.