О Грубере не слышно, но если он еще в городе, то мог заметить наш отъезд. Не мог же заехать в город, быстро купить все необходимое и сразу уехать?.. Впрочем, почему нет?
Клотар дважды отъезжал в сторонку, я дивился, даже не слезает, но он снимал с крюка арбалет, прикладывал к плечу. Любопытствуя, я приотстал, а когда поравнялся с повозкой, у ног кучера лежат подстреленные крупная птица размером с гуся и огромный молодой заяц.
Сам Клотар снова уносится вперед, слева от седла поблескивает отполированным прикладом небольшой арбалет с толстой дугой, очень дорогая и сложная штука. Мой лук в сравнении совсем архаика, все-таки арбалет – дитя науки и техники, передовое слово, а у меня дикарский лук, да еще с примесью непонятной магии.
Я оценивающе посматривал на его арбалет. В моем мире считают, что арбалет бьет мощнее лука, но слишком уж медлителен, однако четыре стрелы в минуту – это не так уж и плохо. Тем более что арбалет бьет железными короткими стрелами, именуемыми здесь болтами, что прошибают железные доспехи, как тонкий картон.
У Клотара с лица не сходит злобное выражение, что и понятно, такие не любят проигрывать, слишком долго походив в победителях и привыкнув быть победителями всегда. А если учитывать, как он умело пользуется арбалетом, то уж точно поворачиваться спиной не стоит.
Дорога тянулась по зеленой равнине, справа и слева глубокие выбоины, словно там прошли колонны танков, иногда в сторонке проплывает кучка деревьев. Иногда ничего необычного, иногда же я, хоть и не знаток деревьев, но мог поклясться, что таких не существует ни в лесах, ни в джунглях, ни в саванах.
– Разве что в лабораториях, – пробормотал я себе. – Моды, моды, модификации... генная инженерия на марше...
Сзади послышался топот, брат Кадфаэль догнал на своем муле, в самом деле скоростное животное, сказал торопливо:
– Там впереди, если чуть левее, нечестивый идол!
– Мы двигаемся к Югу, – напомнил я. – Чего ты ожидал?
– Здесь христианские земли, – возразил он твердо. Я посмотрел на него выразительно, на руки, где шрамы от штырей, Кадфаэль добавил торопливо: – В основном!..
– Я слыхивал, что сохранение мира требует усилий в сто раз больших, чем победа в самом лютом бою.
– С врагом никогда не будет мира, – заявил Кадфаэль твердо. – Никогда!
– Да-да, – согласился я, – Добро победит зло, поставит на колени и зверски убьет.
– Почему зверски?
– Ах да, церковь предпочитает без пролития крови... То-то у тебя вон дубина.
Он сказал, защищаясь:
– Это не моя! Мне ее вместе с мулом дали!
Я проследил за его взглядом, левее у дороги начал вырастать некий обелиск. Зайчик охотно повернул, ветер засвистел в ушах, и когда за спиной послышался дробный стук копыт мула, я уже несколько минут рассматривал странный памятник... если это памятник.
Пес, примчавшись со мной ноздря в ноздрю, пошел нарезать кругами вокруг, а я еще не успел даже рассмотреть саму скульптуру, как уже ахнул от восторга при виде пьедестала: стопка книг, очень умело высеченных то ли из розового мрамора, то ли из металла, но впечатление такое, что огромные толстые фолианты сложены аккуратно один на другой... ну, с той аккуратностью, какую могут проявить ученые, то есть кое-как, словом, в художественном беспорядке: чуточку вкривь, вкось, одни толще, другие тоньше, разного размера, от этого стопка книг выглядит удивительно живой.
И существо, забравшееся наверх, выглядит усталым библиотекарем, что не желает себе другого пьедестала, как родные книги. И чем стариннее эти книги, тем дороже, любимее, желаннее.
И тогда, когда всмотрелся в существо, по спине пробежал озноб, а нервы заледенели. Там сидит не человек, даже не млекопитающее. Скорее, нечто вроде спрута или осьминога.
– Это нужно уничтожить, – крикнул брат Кадфаэль яростно. – Это создание рук почитателей Сатаны!..
Я не мог оторвать взгляда от старинного обелиска.
– Знаешь, брат Кадфаэль... Самые непримиримые инквизиторы, что жгли всю империю майя, инков и ацтеков, начали собирать остатки их поверженной культуры. Понимаешь, мы – победители! А этот реликт уцелел от мира побежденных. Христианство – еще и милосердие, не слыхивал? Если повержен, уже не враг.
Вдали по дороге бодро катила повозка. Клотар и возница смотрели в нашу сторону, даже окошко приоткрылось, леди Женевьева Лира Рэд изволила полюбопытствовать, что мы делаем у языческого идола.
– Пойдем, – предложил я. – Не думаю, что я могу сокрушить то, что простояло века... и миллениумы.
Он посмотрел на меня с подозрением.
– Договаривайте, брат паладин. Дескать, если бы даже и могли...
– Такие вещи лучше оставлять недоговоренными, – сказал я мягко. – У нас хватит проблем.
Он некоторое время ехал рядом, теперь повозка маячит впереди, сказал вполголоса:
– Да, это верно. Я поговорил с кучером, он много чего рассказал... Человек словоохотливый. Словом, нам надо оберегать девицу не только чтобы ее не захватил Грубер, но и...
Он замялся, я спросил также шепотом:
– Что?
– Говорят, она по уши влюблена в этого Грубера.
– Что? – повторил я в полной растерянности.
– Так говорят, – ответил он торопливо и выпрямился, всматриваясь в повозку, что вроде бы ускорила движение. – Только поэтому старый граф и отправляет ее отсюда подальше.
Я тоже посмотрел вслед повозке.
– Тогда он прав. Обучить его дочь хорошим манерам в самом деле не мешает. И привить чуточку вкуса.
– Брат паладин, – проговорил он невесело, – боюсь, что придется приглядывать и за нею тоже.
– В смысле?
– Чтоб как-нибудь не сбежала на привале, если этот красавец барон окажется поблизости.
Я стиснул челюсти, огляделся по сторонам. Пока что по сторонам равнина с редкими островками леса, но встречаются и овраги, густо заросшие кустарником. Когда дорога проходит по самому краю, становится неуютно. Но дороги прокладывают осторожные купцы, так что овраги пока что в сторонке. Повозка идет резво, кони прекрасные. Теперь понятно и то, почему отец постарался дать нам самых быстрых коней.