Его глаза расширились.
— Паладин?.. Я столько о паладинах слышал…
— Вот и хорошо, — сурово сказал я, довольный, что он только слышал, но не видел. Не уличит, что я веду себя не совсем по-паладиньи. — Я с Богом веду беседы мысленно, понял?.. Тебе на твоем уровне Господь дал способность стойко переносить пытки… две недели, говоришь, терпел?..
— Господь терпел, — ответил он и перекрестился, — и нам велел.
— Вот-вот. Ты пассивно переносишь пытки, а я могу лечить раны. Сам понимаешь, чей левел выше. А теперь давай ешь. Это тебе как старший по званию говорю!
Он молча взял сыр и принялся есть. Судя по его виду, если бы я велел ему есть землю, он ел бы. Кротко и смиренно. Хороший жидомасон, многообещающий. Верит, слушается безропотно. Такого можно продвигать выше по жидомасонской лестнице. До уровня, как говорится, полной некомпетентности.
Пока он ел, ухитряясь даже это делать кротко и без естественной человеческой жадности, я критически осматривал его тощее тело аскета. На конкурсе «мистер Олимпия» вряд ли дадут первое место, даже с протекцией, это среди симеонов столпников был бы своим человеком, но мы не в том мире и не в другом, мы — в реальном, так что голому и босому в города и села заходить не совсем прилично, не двадцать второй век, когда последние остатки зачатков совести, стыда отпадут.
— Роскошную мантию не обещаю, — сказал я, — но посмотрим, чем тебе прикрыть чресла. А там вдруг да встретим какого-нибудь епископа неправильного… Вот его зарежем, а тебе — мантию.
Он ужаснулся.
— Зарежем?
— Еретика, — пояснил я.
— А, еретика, — ответил он, сразу успокоившись, — да, еретики иной раз успевают раньше нас попасть к невинным душам!
В мешке я отыскал чистую рубаху, спасибо слугам, как знали, что понадобится.
— Держи, — велел я. — Облачись.
Он влез в подаренную одежду, она ему как поповская ряса, я ощутил прилив гордости, вот как я высок и широк, слава мне, богатырю и красавцу, плечи — во, объем бицепсов — во, а трицепсы так ваше…
— Хорош, — одобрил я. — Как Иисус в Гексарайской пустыне.
Он застеснялся, сказал с мягким укором:
— Ну вот еще… Как можно меня уподоблять самому Святителю.
— А я не тому Иисусу, — сказал я. — Их было много. Да хотя бы про Иисуса Навина слыхивал?
Вдали показалась темная точка, выросла в мгновение ока. Я ощутил толчок сжатого воздуха, а Черный Пес затормозил передо мной, упершись всеми лапами в землю. Морда в крови, глаза багровые, красный язык выплеснулся, как стремительная змея, облизал нос и скрылся.
— Это мой песик, — сказал я монаху успокаивающе. — Зовут его Бобик. По дороге подобрал, чего пропадать хорошей собаке?
Брат Кадфаэль улыбнулся, а пес, к моему удивлению, подошел к нему и лизнул в лицо, а потом вернулся ко мне и, громко вздохнув, лег на бок.
— Животные чуют добрых людей, — проговорил брат Кадфаэль. — Да, это хорошая собака.
— У меня нет заводного коня, — сказал я. — Так что, брат Кадфаэль, придется вам потрястись на конском крупе. Там мешок, можете сесть на него. Правда, там доспехи, но вы уж как-то устройте свой тощий зад.
Он запротестовал:
— Я не поеду!
— Почему?
— Мне нужно остаться и донести Слово Веры до этих несчастных, что живут во грехе и умирают, не приобщившись к святому христианскому учению!
Я покачал головой.
— Нет, — отрезал я твердо. — Я довезу до ближайшего села или города, а там как изволишь. Хоть снова на крест, твой выбор. Голосуй, а то проиграешь! А так я буду чувствовать себя виноватым, что попадешь снова на тот же крест. И опять вверх ластами.
Он смотрел умоляюще, я непреклонно покачал головой. Зайчик подбежал на свист, я привязал мешок и взобрался в седло, пес носился вокруг огромными скачками, язык свисает, как красный флаг без ветра, Зайчик пытался достать его копытом, но пес всякий раз отпрыгивал. Я протянул брату Кадфаэлю руку, он ухватился тонкими бледными пальцами, я вздернул наверх.
— Держишься?..
— Да, брат паладин.
— Держись крепче, — предупредил я. — У меня конь… словом, ангел, а не конь!
Зайчик пошел сразу галопом, я все больше и больше отпускал поводья, пока встречный ветер не превратился в ураган, что старался выбить нас из седла. Пес несся у стремени, он казался мне туманным призраком, с такой скоростью двигается скачками. За спиной вскрикивал брат Кадфаэль, затем начал молиться.