Глава 7
На постоялом дворе я седлал Зайчика, пес прибежал на зов, довольный и даже счастливый, что снова с людьми, что может бродить по двору, трогать лапой свинью в луже и никто не бросается от него с истошным криком. Трактирщик вышел нас проводить, невиданное дело, я поблагодарил за снаряжение брата Кадфаэля, спросил, где по дороге заехать к хорошим коневодам, надо купить мула.
Трактирщик начал припоминать, у кого мулы покрепче, вздрогнул, глаза уставились через мое плечо. Я быстро повернулся, со стороны центра города быстро несется в нашу сторону легкая крытая коляска, почти карета, крепкий угрюмый мужик правит четверкой великолепных коней, дверца и окошко коляски закрыты.
Солнце выглянуло из-за тучи, ударило в глаза, но еще ярче заблистала повозка. Я наконец-то сообразил, что она вся от верха до колес отделана золотом. Четверо длинногривых коней впряжены в затейливого вида постромки, на козлах жилистый мужик в кожаных латах, вожжи туго натянуты, удерживая звероватых коней.
Коляска остановилась перед воротами постоялого двора, почти перекрывая нам выезд. Возница слез, в руках скамеечка, поставил на землю и распахнул дверцу.
Показалась мощная фигура графа Маркварда. Одной рукой оперся о косяк, повозка скрипнула и перекосилась, другую лапу опустил на плечо кучера, тот закряхтел и согнулся, а Марквард величественно сошел на землю, сразу заулыбался, раскинул руки.
— Вот видите, дорогой сэр Ричард! Мы вовремя. Ничуть не заставили себя ждать.
Я нахмурился.
— Насколько я помню, мы не договорились.
Он ахнул в притворном удивлении.
— Как это? Я принял все условия. Хриндру оставил в замке, хотя это крайне неприлично отпускать девочку одну, но я верю вашей рыцарской галантности и девственности…
Я сказал раздраженно:
— Кроме меня, есть и другие мужчины. Знаете, сэр Марквард, не пытайтесь воздействовать на мое чувство долга. На мне все обломались: и общечеловеки, и патриоты, и западники, и зеленые, и даже единоросы. Словом, пусть вашу благороднейшую дочь сопровождают другие. Dixi!
Я вставил ногу в стремя, взялся за луку и взобрался на Зайчика. Кадфаэль тоже ухватился за седло, готовясь вскарабкаться наверх и сесть за моей спиной, трактирщик бросился освобождать ворота, Марквард побледнел, приблизился ко мне вплотную, впервые я увидел в его глазах страх.
— Сэр Ричард, — проговорил он почти умоляюще. — Я не хотел тебе говорить… Но здесь моей дочери грозит беда. Я смолчал, за моей спиной Кадфаэль пробормотал:
— Да почему не проехать пару дней бок о бок с повозкой?
— Или вообще в сторонке, — добавил Марквард искательно, — но держа ее в виду?
Он, ухватившись за стремя, посмотрел на меня снизу вверх с мольбой в глазах. И хотя я подозреваю, дитя своего века, что это только купеческий прием, чтобы втюхать негодный товар, но заколебался, а Марквард, чуя слабину, сделал вид, что вот сейчас рухнет на колени.
— Ладно, — буркнул я. — Но я ничего не обещаю лишнего. Довезу до замка герцога, и все.
— Благодетель! — вскричал он. — Жени!.. Жени, выйди поблагодарить нашего спасителя!
Занавеска в окошке отодвинулась, на миг показалось женское личико. Оно мне показалось миловидным, затем дверка распахнулась, в проеме встала во весь рост крепкая ладная девушка в синем платье до пола, густые черные волосы убраны в затейливую прическу, бледное лицо превратилось в маску ярости, на которой грозно горят крупные глаза лиловой тучи, в их недрах грозно блещут молнии. Она мне показалась мало похожей на ту ленивую красавицу в замке Маркварда, почти засыпавшую в томной неге.
— Отец, — произнесла она сквозь зубы, — уж не продаете ли меня на ярмарке скота?..
Марквард вскричал:
— Жени, не говори так! Я тебя безумно люблю и, конечно, волнуюсь. Итак, сэр Ричард, я доверяю вам свое единственное чадо, свое сокровище!.. Жени, вернись в повозку, больше тебя никто не потревожит.
Она ожгла меня ненавидящим взглядом, отступила, дверь захлопнулась с такой силой, что повозка едва не рассыпалась. Я помолчал, подыскивая доводы, чтобы отказаться снова, эта вельможная дочь не понравилась еще больше, даже очень не понравилась, если сказать мягко, а если точнее, то я к ней ощутил такую же неприязнь, как и она ко мне.
— Ладно, — ответил я холодно, — в конце концов, всего лишь два-три дня. Хотя раньше я что-то не замечал за собой излишней благотворительности.
Марквард вскинул взгляд, явно хотел напомнить, что сто золотых монет — это не совсем благотворительность, но вздохнул и смолчал. Я поморщился при виде золотой отделки, глупая роскошь утяжеляет повозку, но не успел слова сказать, как с улицы во двор въехали трое всадников, все в легких, но добротных доспехах, шлемы открытые, кольчуги блещут новенькими кольцами. На шлеме одного трепещет синее перо, второй держит в поводу крепкого молодого мула.