Я оценивающе посматривал на его арбалет. В моем мире считают, что арбалет бьет мощнее лука, но слишком уж медлителен, однако четыре стрелы в минуту — это не так уж и плохо. Тем более что арбалет бьет железными короткими стрелами, именуемыми здесь болтами, что прошибают железные доспехи, как тонкий картон.
У Клотара с лица не сходит злобное выражение, что и понятно, такие не любят проигрывать, слишком долго походив в победителях и привыкнув быть победителями всегда. А если учитывать, как он умело пользуется арбалетом, то уж точно поворачиваться спиной не стоит.
Дорога тянулась по зеленой равнине, справа и слева глубокие выбоины, словно там прошли колонны танков, иногда в сторонке проплывает кучка деревьев. Иногда ничего необычного, иногда же я, хоть и не знаток деревьев, но мог поклясться, что таких не существует ни в лесах, ни в джунглях, ни в саванах.
— Разве что в лабораториях, — пробормотал я себе. — Моды, моды, модификации… генная инженерия на марше…
Сзади послышался топот, брат Кадфаэль догнал на своем муле, в самом деле скоростное животное, сказал торопливо:
— Там впереди, если чуть левее, нечестивый идол!
— Мы двигаемся к Югу, — напомнил я. — Чего ты ожидал?
— Здесь христианские земли, — возразил он твердо. Я посмотрел на него выразительно, на руки, где шрамы от штырей, Кадфаэль добавил торопливо: — В основном!..
— Я слыхивал, что сохранение мира требует усилий в сто раз больших, чем победа в самом лютом бою.
— С врагом никогда не будет мира, — заявил Кадфаэль твердо. — Никогда!
— Да-да, — согласился я, — Добро победит зло, поставит на колени и зверски убьет.
— Почему зверски?
— Ах да, церковь предпочитает без пролития крови… То-то у тебя вон дубина.
Он сказал, защищаясь:
— Это не моя! Мне ее вместе с мулом дали!
Я проследил за его взглядом, левее у дороги начал вырастать некий обелиск. Зайчик охотно повернул, ветер засвистел в ушах, и когда за спиной послышался дробный стук копыт мула, я уже несколько минут рассматривал странный памятник… если это памятник.
Пес, примчавшись со мной ноздря в ноздрю, пошел нарезать кругами вокруг, а я еще не успел даже рассмотреть саму скульптуру, как уже ахнул от восторга при виде пьедестала: стопка книг, очень умело высеченных то ли из розового мрамора, то ли из металла, но впечатление такое, что огромные толстые фолианты сложены аккуратно один на другой… ну, с той аккуратностью, какую могут проявить ученые, то есть кое-как, словом, в художественном беспорядке: чуточку вкривь, вкось, одни толще, другие тоньше, разного размера, от этого стопка книг выглядит удивительно живой.
И существо, забравшееся наверх, выглядит усталым библиотекарем, что не желает себе другого пьедестала, как родные книги. И чем стариннее эти книги, тем дороже, любимее, желаннее.
И тогда, когда всмотрелся в существо, по спине пробежал озноб, а нервы заледенели. Там сидит не человек, даже не млекопитающее. Скорее, нечто вроде спрута или осьминога.
— Это нужно уничтожить, — крикнул брат Кадфаэль яростно. — Это создание рук почитателей Сатаны!..
Я не мог оторвать взгляда от старинного обелиска.
— Знаешь, брат Кадфаэль… Самые непримиримые инквизиторы, что жгли всю империю майя, инков и ацтеков, начали собирать остатки их поверженной культуры. Понимаешь, мы — победители! А этот реликт уцелел от мира побежденных. Христианство — еще и милосердие, не слыхивал? Если повержен, уже не враг.
Вдали по дороге бодро катила повозка. Клотар и возница смотрели в нашу сторону, даже окошко приоткрылось, леди Женевьева Лира Рэд изволила полюбопытствовать, что мы делаем у языческого идола.
— Пойдем, — предложил я. — Не думаю, что я могу сокрушить то, что простояло века… и миллениумы.
Он посмотрел на меня с подозрением.
— Договаривайте, брат паладин. Дескать, если бы даже и могли…
— Такие вещи лучше оставлять недоговоренными, — сказал я мягко. — У нас хватит проблем.
Он некоторое время ехал рядом, теперь повозка маячит впереди, сказал вполголоса:
— Да, это верно. Я поговорил с кучером, он много чего рассказал… Человек словоохотливый. Словом, нам надо оберегать девицу не только чтобы ее не захватил Грубер, но и…
Он замялся, я спросил также шепотом:
— Что?
— Говорят, она по уши влюблена в этого Грубера.
— Что? — повторил я в полной растерянности.
— Так говорят, — ответил он торопливо и выпрямился, всматриваясь в повозку, что вроде бы ускорила движение. — Только поэтому старый граф и отправляет ее отсюда подальше.