– Вы были не только рыцарем, ваша милость, – сказал он так, что я услышал и закамуфлированный вопрос.
– Я рыцарем стал на поле боя, – ответил я кратко.
Он смолчал, я объяснил сразу все. А я спрятал лук, стрелу сунул в колчан, не стоит рассказывать, что там всегда ровно двадцать стрел, сколько бы раз я ни выстрелил.
Пес посмотрел на меня с обидой. Только-только, как он понял, началась охота, это же самое интересное, а я уже устал? Ну тогда он сам будет ловить зайцев…
Альдер, стараясь быть как можно более полезным за свои десять серебряных монет, принялся рассказывать, что за этими землями королевства Варт Генца лежит королевство Гиксия, однако они не соприкасаются: между ними обширная зеленая долина, которую ни король Фальстронг, ни король Искандиар не намерены присоединять к своим владениям. И все потому, что там почему-то заговоренные земли.
Однако земли этого обширного континента – лакомый кусок не только для искателей приключений, авантюристов и кладоискателей, но даже обыкновенные крестьяне, которые похрабрее, в минуты отчаянной храбрости собирают весь скарб в повозку, запрягают кто быка, кто коня и отправляются в эти свободные земли.
Кому повезет, тот сам становится себе господином на плодородных землях, налоги не платит, никому не кланяется, быстро обзаводится потомством, и вот уже, глядишь, свое село, а там и городок, от которого рукой подать до собственного королевства. Сперва маленького, но так как нет никаких войн с соседями за отсутствием оных, то такое королевство растет стремительно… пока не упирается либо в зачарованные области, либо нарушается управление и начинается смута и борьба за престол.
Можно бы, конечно, объехать обширную область между графствами фона Кастелинга и владениями барона де Голли, но, во-первых, это потерять не меньше трех дней, а во-вторых, находились же смельчаки или отчаянные головы, что пересекали это урочище Плачущего Младенца и оставались живы. Правда, Альдер называл таких не смельчаками, а везунчиками, я помалкивал, не решаясь спорить с бесспорным.
Глава 10
Леди Женевьева к дополнительной охране отнеслась с полнейшим равнодушием, Альдер напрасно выпячивал грудь и подкручивал усы, мол, с ним волос с нее или на нее не упадет, она смерила его холодным взглядом, зевнула и задернула шторку на окошке. Кучер вообще не повел глазом, смотрит только вперед, изредка подергивая за вожжи, разговаривает с лошадьми, эти в его полной власти, здесь он крут и беспощаден, настоящий феодал, какими их представляют простолюдины.
Альдер присматривался к псу, а когда мы несколько оторвались от других, сказал вполголоса:
– Кого-то мне этот милый песик напоминает…
– Все собаки одинаковы, – заметил я.
– Это кошки одинаковы, – поправил он. – А собак можно различить хотя б по росту. Это ж не пес, а настоящий кабан!..
– Крупный, – согласился я и посмотрел на него с ожиданием.
Он ухмыльнулся:
– Ну, раз он вам служит, а нас не рвет на части, то это хороший пес.
– Очень, – сказал я, – лапочка. Такой послушный!
Его улыбка стали шире:
– Да уж… Я не стану говорить, на кого он похож…
– Не стоит обижать честного пса, – согласился я, – нехорошими сравнениями.
Он оглянулся:
– А ваш монашек покропил святой водой?
– Когда монашек его встретил, – заметил я, – он был не в том состоянии, чтобы что-то одобрить или забанить. Когда пришел в себя, он принял пса, как и траву, на которой лежал.
Он кивнул:
– Мы все такие. Если вашего песика увидят одного в лесу или в поле, сразу невесть что подумают! А когда вот так с нами, то собака и есть собака. Только очень крупная.
Не дурак, мелькнуло у меня. Такие вещи понимает, которые относятся к общей психологии толпы, если есть такая дисциплина.
Он все поглядывал и на моего коня, однако на лбу не осталось и следа от свалившегося рога, а так конь как конь, только очень крупный, а когда идет рысью или галопом, он становится просто прекрасен, как клипер под всеми парусами или танцующая женщина.
Мы остановились на крутом изгибе, дорога почему-то сворачивает, делает гигантскую петлю, а затем снова выходит на прямую и пропадает за горизонтом.
– А что? – спросил я. – Заминировано?
– Сэр…
– Нагажено? – поправился я. – Кони в дерьме копыта испачкают?
Альдер внимательно смотрел на мирную долину с роскошной зеленой травой.
– Не знаю, – признался он. – Помню только, что испокон веков так ездят.
– Может быть, – предположил я, – когда-то там было нечто очень опасное, тогда объезжали поневоле, но сейчас зачем?
Он подумал, кивнул, перевел тот же очень внимательный, даже прощупывающий взгляд на меня.
– Все может быть, ваша милость. Так что же… едем прямо?
Я подумал, прикинул взглядом длину исполинской петли.
– Нет, поедем согласно дороге. Петля не так уж и велика. Когда-нибудь в другой раз, когда не буду ничем связан, когда буду готов получше…
Он ухмыльнулся:
– Ваша милость, теперь я вижу отважного и опытного воина, а не задиристого мальца. Увы, многие рыцари мальцами остаются до глубокой старости. Я рад, что мы с Ревелем сейчас с вами. За него не беспокойтесь, он сейчас с другой стороны повозки. Следит и за девушкой, что внутри, и за ее телохранителем. Она очень красивая и… беззащитная.
Я изумился.
– Беззащитная? Эта змеюка?
– Некоторые цветы, чтобы их не сожрали сразу, научились отращивать шипы… Как их, забыл…
– Розы, – подсказал я.
– Да, розы. Если бы не шипы, их бы козы давно сожрали. А так розу сорвет тот, кого не страшат ее уколы.
За спиной послышалось конское фырканье, стук колес, подъехала повозка. Клотар и Ревель держатся по обе стороны, рослые и с одинаково каменными лицами. Кучер натянул вожжи, колыхнулась занавеска, леди Женевьева высунула смуглое личико. Жмурясь от яркого солнца, спросила надменно:
– Чего стоим?
– Это наше дело, – отрубил я. – А вы езжайте дальше. Вон дорога!
Альдер взглянул на меня несколько странно, мне даже почудился в его взгляде легкий укор. Пес запрыгал вокруг повозки, стараясь лизнуть узницу, утешить, я строго велел ему не приставать, леди Женевьева с брезгливостью поглядела ему вслед.
– Почему он такой огромный?
– Наверное, потому, – ответил я, – что это собака, а не кошка, если вы еще не рассмотрели.
– У меня дома в спальне шесть собачек, – заявила она оскорбленно. – Так что я в собаках разбираюсь! Все шестеро спят на одной подушке.
Не слушая меня, задернула занавеску, кучер взял в руки вожжи, коляска понеслась, подпрыгивая на ухабах. Клотар и Ревель удалились так же синхронно, только брат Кадфаэль на крупноголовом муле приотстал, улыбнулся нам светло и беззащитно.
– Брат Кадфаэль, – сказал я, – ты с кем предпочитаешь общаться: с женщинами или собаками?
Брат Кадфаэль даже отшатнулся, все понятно, я кивнул, сказал понимающе:
– Ты прав. Женщина – полная противоположность собаке: собака все понимает, но ничего сказать не может…
Альдер вздернул бровь, вдумываясь и запоминая, но ничего не сказал, и мы, пустив коней в галоп, обогнали повозку и понеслись по утоптанному тракту.
Дорога, словно река из расплавленного золота, прожгла русло в цветущей зелени, углубилась в почву двумя глубокими колеями. При каждом шаге вздымалась тончайшая желтая пыль, долго висела в воздухе, оседая на одежде и лицах тех, кому выпало ехать следом.
Дважды видели небольшие села, что расположились в излучинах небольшой речушки, на опасливом удалении от леса. Хоть и далеко бабам ходить за сучьями, грибами и ягодами, а мужикам – возить бревна, зато и лесному зверю надо выйти на открытое место, чего звери не любят. К тому же оба села, как я сразу заметил, окружены рвом и ловчими ямами.
Дорога, кстати, быстро истончалась, несколько раз вообще пропадала в траве. Дальше лежит то, что в моих краях называлось Диким Полем, где вольно гуляли запорожские казаки, крымские татары, ногайцы, куда редко забирались отряды польских магнатов, но искали славы герои-поединщики, начиная от хазарских времен и кончая «лыцарями» из Сечи.