Пес тут же помчался ее исследовать, Зайчик повернул голову и взглянул на меня с вопросом в коричневых глазах.
– Ничего другого не остается, – ответил я. – Другого пути просто нет.
По отвесной или почти отвесной стене поднимаются только так: по вырубленной в скальном массиве дорожке под углом почти в сорок пять градусов, потом разворот на площадке и в обратном направлении тоже наверх под тем же углом, словно пешком с этажа на этаж по лестничным маршам.
Тропка узкая, при ходьбе прижимаемся к стене. И все равно гранитный край, за которым бездна, в полушаге. Я покинул седло заранее, не могу, когда нога в стремени висит над пропастью, да и Зайчику проще.
Со стороны эта дорожка наверх, выдолбленная в неведомые времена, выглядит ровным зигзагом, перечертившим стену снизу вверх. А если отодвинуться на пару десятков миль, то, наверное, это выглядит красиво, однако каково муравьям карабкаться по такой бесконечной лестнице!
Пес бежит впереди, садится на повороте, где подниматься в противоположную сторону, и смотрит сверху с насмешкой, но уже после первых пяти пролетов высунул язык, стал дышать тяжело, надсадно, с хрипами, а после десятого поплелся сзади.
От недостатка воздуха я останавливался через каждые сто шагов и жадно хватал широко распахнутой, как у жабы, пастью разреженный воздух. Стена поднимается циклопическая, от нее веет доисторическими временами, она должна бы одряхлеть еще во времена динозавров, а к приходу млекопитающих стать ростом с Гималаи, а то и вовсе какие-нибудь мелкие Альпы, но эта уцелела, победно упирается в небо, а там голубизна уже перетекла в густую синеву, та – в лиловость, зажглись первые звезды.
Страх и безнадежность сковали тело больше, чем усталость. Мы останавливаемся отдыхать уже через каждые двадцать шагов подъема, я посматривал наверх и понимал, что вершина Большого Хребта уже в космосе. В смысле в тех разреженных слоях атмосферы, где летчики не обходятся без кислородных аппаратов.
Пес скулит и неотрывно смотрит обвиняющими глазами: ты же человек, ты бог, ты сильный и мудрый, спасай нас, ты все можешь, ты вожак, мы тебе доверились... Зайчик прижался боком к стене, я впервые вижу его изнуренным.
– Не знаю, – прохрипел я, – но как-то Валленштейн прибыл на турнир? Не один... с командой.
И снова подъем. И еще пролет. И еще. Сверху блеснул странный луч, похожий на лазерный. Я с великим трудом поднял чугунную голову, в затылке болезненно заныло. В безумной выси встопорщенный гребень горного дракона пробило искоркой, будто прямо в скальном массиве зажглось крохотное солнце, остро кольнуло в глаз и тут же исчезло.
Встревоженный, я заставил себя всматриваться напряженнее, ощутил знакомое головокружение, зато каменная стена приблизилась, разрослась. Я ахнул, ноги превратились в воду. Каменная стена, что упирается в фиолетовое небо, прорезана, как упавшим с неба лазерным лучом. Проход настолько узкий, что муравей обдерет бока о смыкающиеся стены...
При взгляде на такое сверхузкое ущелье по телу бегут мурашки размером с майских жуков. Я простонал сквозь зубы, Пес посмотрел с сочувствием, горестно вздохнул.
– Тебе хорошо, – выдохнул я через силу. – Кто знает, что у тебя за легкие...
Зайчик подышал в затылок горячим воздухом. У этого боевого спутника вообще может быть ядерный реактор... ну, какой-нибудь биологический. Только что едва дышал, а сейчас вот отожрал из стены обломок камня и снова бодр и свеж... ну почти бодр и свеж, разве что чаще сгрызает неровности в стене, а осколки жует с таким смачным хрустом, что треск идет на мили.
– Ладно, идем...
Когда до Ущелья осталось не больше сотни метров, я понял окончательно, что никогда и никому не удалось бы перейти этот хребет. Гребень вышел в те слои атмосферы, где человек попросту задохнется. Или лопнет, как глубоководная рыба. Птицы и драконы здесь не летают, нет опоры для крыльев. И если бы не это удивительное ущелье...
Пес пробежал вперед, я гаркнул измученным шепотом, он послушно остановился. На черную шкуру падает странный металлический отсвет, я одолел последние три метра подъема, тело ноет, я вытаращил глаза и застыл, не понимая, что я вижу.
В циклопической стене прорезана щель шагов в пять шириной. Эта щель тянется вдаль, постепенно сужаясь, и кажется, что в конце концов мне придется идти боком, и то сплюснутому в бумажный лист. На грани видимости, в невообразимой дали, на черном бархате горит, словно воткнутая в землю вязальная спица, тонкая вертикальная щель.
Под ногами блестящая поверхность, словно застывшая вода, я поднял голову, и все помутилось перед глазами. Я ухватился за стену, чтобы не рухнуть кучей дерьма: этот отполированный до блеска камень устремлен в фиолетовый космос, вот звезды, хотя сейчас день!
– Надо идти, – проговорил я похолодевшими губами. – Господи, что за сила прорубила в этих горах такой проход? Ангел ли Гавриил огненным мечом?..
Пес помахал хвостом, соглашаясь, а Зайчик за спиной фыркнул, мол, вряд ли, скорее – сам Господь, ангелам такое не под силу.
– Бобик, – сказал я чуть тверже, – рядом! Иди рядом, я не знаю, что впереди... Да и страшно без тебя. Зайчик, ты тоже иди рядом...
Глава 2
Так и вступили на этот странный лед втроем, звонкое эхо от тяжелых копыт ударилось о стены и вернулось с металлическим отзвуком. Блеск серого гранита, срезанного идеально ровно и еще как будто отполированного, становится странно знакомым, я снова ахнул, не понимая, как это каменная стена плавно переходит в металл, вся стена из некоего сплава, кремниорганика... нет, понятие металлокерамики чуть ближе...
– Стой! – прогремел могучий, усиленный эхом в тесном ущелье голос.
Он вышел вперед, выделяясь могучим сложением, уверенный в движениях, чуточку косолапя, не то моряк, не то кавалерист. Руки чуть врастопырку, но в самом деле это горы мышц не дают прилегать к бокам, широкая грудь, плоский живот, длинные руки. Все это заковано в темные блестящие доспехи, подогнано настолько плотно, что отдельные пластины легко надвигаются одна на другую, как крупная рыбья чешуя.