– Ричард Длинные Руки, – повторил я медленно. После рассчитанной паузы добавил таким же ровным, бесстрастным голосом: – Сын герцога Готфрида Валленштейна. Незаконнорожденный, позвольте похвастаться.
Пока герцогиня и кастелян являли немую сцену, в то время как глаза леди Бабетты вспыхнули неистовым любопытством, Мартин и его люди содрали с металлическим скрежетом помятый шлем с пленника. Молодой, широкомордый, шрамы на скуле, щеке, подбородке, даже левую бровь рассекает белая впадинка. Волосы слиплись от крови, тонкая струйка медленно стекает по лбу.
Голова еще болтается из стороны в сторону, но пришел в себя, злобные глаза зыркнули из-под густых бровей, разом обвел взглядом столпившихся вокруг воинов. Хозяйку замка проигнорировал, наконец уперся взглядом, как наконечником копья, в меня.
– Что за тварь…
Я с силой ударил его ногой в зубы. Булатная пластинка, предохраняющая носок сапога, легко разбила губы, кровь брызнула во все стороны. Голова графского сынка дернулась так, будто конь саданул обоими копытами.
– Следи за языком, – посоветовал я холодно. – Ты – пленник. Мне выкуп не очень-то и нужен, запомнил? Может быть, больше получу удовольствия, когда сдеру шкуру, набью соломой и поставлю мишенью для стрелков.
Он умолк, смотрел налитыми кровью глазами. Разбитые губы стали как оладьи. Я повернулся к леди Изабелле.
– Найдется достаточно глубокий подвал с крепкой дверью? Мне нужно где-то подержать пленника. Конечно, я могу и сразу повесить…
В толпе ахнули, женщина вскрикнула:
– Нет-нет, только не в моем замке!.. Мартин, распорядись.
Я сказал предостерегающе:
– Учтите, он знаком с чарами. Во всяком случае, со мной пытался.
Мартин хмуро посмотрел в сторону кастеляна, тот царственно повел дланью, пленника подхватили, увели, предварительно проверив веревку на руках и подтянув там, где ослабела.
Герцогиня вновь обрела царственный вид, выпрямилась, сказала голосом владетельной особы:
– Сэр Ричард… У вас новости о моем муже?.. Позвольте предложить вам комнату, где сложите вещи, отряхнете одежду. Обед скоро, вас позовут… Джулиан, распорядись.
Она смотрела ровно и бесстрастно, сделав вид, что вовсе не слышала моих возмутительных слов о моем родстве с ее мужем, а если и слышала, то все равно не слышала. Джулиан, кастелян, величественно хлопнул в ладоши и требовательно посмотрел по сторонам. Из толпы поспешно вышел один, поклонился.
Я сказал громко:
– Моего коня поставить от других отдельно! А то местные могут начать задираться, а он хоть и вежливый, словно монах-бенедиктинец, но может в конце концов обидеться… Благодарю вас, леди Изабелла, мне в самом деле не терпится смыть пыль, грязь и слюни ваших нерасторопных соседей…
Я не успел отвесить церемонный поклон, на стене закричали. Один на верху ворот повернулся и, отбежав к ступенькам, скатился почти кубарем. Леди Изабелла замерла, лицо сразу побледнело и напряглось, а стражник, низкорослый воин в кожаных доспехах, подбежал к нам, упал на одно колено и прокричал тонким сорванным голосом:
– Леди Изабелла! Чужаки с оружием бегут к воротам!..
Леди Изабелла не успела открыть рот, у меня вырвалось, как будто я всю жизнь защищал не только свой Амальфи, но и чужие замки:
– Лучники – наверх!.. Всадники – охраняют ворота внизу, женщины – носят камни на стену.
Воин смотрел на меня ошалело, я повернулся и бросился к стене. Во дворе сразу началась бестолковая сутолока, все бегают с криками, нападение явно застало врасплох, это и понятно, замок выглядит таким укрепленным, что будь здесь герцог с дружиной, никто не посмел бы и приблизиться…
По ту сторону стены распахнулся захватывающий дух простор. Вдали около сотни человек неторопливо идут на конях к замку, но совсем близко к воротам несутся во весь опор, вздымая желтую пыль, десятка два закованных в железо конников. Еще человек тридцать с топорами в руках уже подбежали к воротам. Пятеро из них, оставив оружие, взялись за луки и начали стрелять вверх. Пара стрел пронеслась в небо близко от камня, за которым стоял я, одна слабо чиркнула металлическим клювом и, совершив петлю, пошла вниз.
Я сдернул лук и начал быстро-быстро выхватывать стрелы. Еще пока ехал сюда, упражнялся в скорости, тот мужик в гостинице не подвел, если я натягиваю тетиву до отказа – стрела расщепляет средних размеров дуб и раскалывает валун, но для меня главное, что могу стрелять в неком трансе, когда руки двигаются с сумасшедшей скоростью.
Мужики справа и слева смотрели с открытыми ртами, я глазами указал вниз, туда смотрите, они посмотрели и тут же повернулись ко мне с еще большим почтением в вытаращенных глазах и даже суеверным ужасом.
Я выхватывал стрелы, накладывал на тетиву и, рывком оттянув, тут же отпускал, глазами выбирая цель, а внизу дикий панический крик, стрелы сеют опустошение, словно град Божий. Из тридцати нападавших осталась половина, прежде чем там сообразили, что ворота прорубить не успеют, некоторые попятились, двое-трое еще упрямо продолжали взмахивать топорами.
– Господи помилуй! – вырвалось у мужика справа от меня.
– А вот не помилую, – ответил я сквозь зубы.
– Богохульник, – сказал мужик с удовольствием.
– Мне дано от Бога право, – сурово ответил я, – судить и миловать… Спрячь голову, дурак!
Трое у ворот полегли, остальных я без жалости расстреливал в спины. Всадники начали придерживать коней, но когда увидели, как гибнут их кнехты, заорали, выхватили топоры. Копыта грозно и мощно стучали по дороге, солнце сверкает на доспехах, мы на стене поневоле начали щуриться и прикрывать глаза ладонями.
– Они в панцирях, – сказал кто-то с тревогой. – Братцы, камнями их!
– Хорошо, – одобрил я. – Но бросайте прицельно, камни тоже денег стоят.
Передний из всадников достиг ворот, я услышал тяжелый удар боевого топора, которым раскалывают рыцарские шлемы и кирасы. Толстые дубовые доски загудели.
Перегнувшись, я пустил ему стрелу в темечко, а затем быстро-быстро осыпал стрелами остальных. Получилось хуже: цель стреле указываю взглядом, но если с кнехтами все просто – там лишь бы попасть, то здесь нужно высматривать щели между пластинами панциря. К счастью, усиленный геммами лук Арианта пробивает и панцири, только в двух случаях я поспешил выпустить стрелу, не оттянув как следует тетиву, и всадники лишь содрогнулись, один тут же ухватил стрелу и выдернул, вскинул над головой, потряс, роняя красные капли на роскошный султан на шлеме.
На стене перестали ахать при каждом удачном попадании, я при благоговейном молчании выпустил последние три стрелы, и три всадника, что уже повернули коней и скакали во всю мочь прочь от замка, свалились с коней.
– Быстро собрать коней! – велел я. – Обшарить карманы убитых!.. Все, что соберете, – ваше.
Они сыпанули со стены, как горох, на ступенях образовалась давка. Я боялся, что от жадности начнут сигать прямо со стены, но обошлось, через пару минут ворота распахнулись, наружу выметнулись не только те, кто был на стене, но и всадники, в мрачном молчании ждавшие схватки по эту сторону ворот.
Я медленно спустился во двор, лук уже за спиной, ладонями отряхнул пыль с локтей. Пес бросился мне на грудь, коричневые глаза смотрят вопросительно: не нужно ли ему вмешаться? Не нужно, ответил я взглядом. Отдыхай, не пугай местный народец.
Слуги испуганно пятились, кланялись и снова пятились. Я оглянулся, леди Изабелла и ее подруга уже ушли, не женское дело охранять ворота, ко мне подбежали воины, в глазах почтение и готовность повиноваться.
– Маловато камней, – сказал я жестко. – А если бы нападающих было втрое больше? Или с тараном?
Все молчали, слуги отступили, наконец один сказал угрюмо:
– Ваша милость, семьсот лет ни один не подступал к воротам!
– Тем больше слухов о здешних богатствах, – отрезал я. – Ладно, куда поместили моего пленника?
– Я покажу, ваша милость, – поспешно сказал один из слуг. – Мы его в самый надежный подвал…