Он вздохнул, посматривал нерешительно, во взгляде колебание, все еще не знает, как меня понимать и каким принимать, вот такая я богатая натура, многосторонняя, даже это профессиональное брехло или, скажем вежливее, — создатель культурологических мифов еще не врубился и никак не выберет линию.
— Значит, — проговорил он невесело, — мое исполнение не понравилось?
— Почему же, — ответил я искренне. — У тебя прекрасный голос. И на лютне превосходно… э-э… пальцами. Гибкие суставы, как у карманника, чуткий слух. В самом деле, очень хорошо.
Женщины смотрели блестящими глазами, что-то назревает, но пока еще не поняли, а менестрель продолжал всматриваться в мое лицо.
— Тогда… не понравилась сама баллада?
Я пожал плечами.
— Баллада как баллада. Вполне естественная для этого времени.
В его глазах блеснуло удивление.
— Это как?
— Люди мельчают, — сказал я, — а у мелких людей мелкие интересы. Это только в героическую эпоху: сперва думай о Родине, а потом о себе… Но та эпоха прошла, ты очень хорошо и умело показываешь ту грань, на которой балансировал твой рыцарь. У него был выбор: остаться в прежнем мире или перейти в этот, современный. Он решился перейти в современный, когда близость к женщине оценивается выше, чем близость к Отечеству.
Женщины смотрят с непониманием. А на лице Патрика удивление сменилось изумлением, вряд ли он сам так трактовал, потом глаза стали серьезными, на лбу появились вертикальные складки.
— Знаете, я как-то об этом не думал… — проговорил он с уважением в голосе. — Но, действительно, все старые песни о верности, преданности, жертвенности, а современные — о куртуазности. Странно, что вы так хорошо все заметили и ощутили.
Я отмахнулся.
— Не обращай внимания. Просто я реликт того старого времени. Потому и замечаю.
Он вскинул брови.
— Вы?.. Но я бы сказал, что вы очень молоды… Намного моложе большинства здешних рыцарей!
— Дело не в возрасте, дорогой Патрик, — объяснил я великодушно. — Я молод душой, но намного старше в других местах. В смысле в голове. И хорошо понимаю, что рано или поздно человек начинает понимать, что своя рубашка ближе к телу. И вообще пусть другие воюют, а мы тут повздыхаем о бабах… в смысле о дамах. И будем тискать в подворотнях… это такие альковы, жен тех героев, что ушли защищать страну. Будем задирать им подолы и гордиться своей изворотливостью.
Он отшатнулся.
— Сэр Ричард, я ни о чем подобном не пел!
— Запоешь, — пообещал я. — Не сейчас, через какую-то тысячу лет. Даже на пару столетий раньше.
В его глазах появилось нечто вроде опаски.
— Вы… умеете заглядывать в грядущее?
— Только в самое отдаленное, — успокоил я. — Но я не вижу, в какой руке ты держишь фигу в кармане, к чьей жене ходишь, какие у тебя дурные наклонности…
Он бледно улыбнулся.
— Вы меня успокоили.
На женских лицах разочарование, разговор им непонятен, а еще досаднее, что мы с менестрелем разговариваем на понятном нам языке.
Леди Изабелла повторила мягко:
— Спасибо, Патрик. Можешь идти.
Он поклонился и удалился без привычного рыцарского лязга, топота и нарочитого грохота и бряцания, что в этом мире говорит о мужественности и силе шумоносителя. Леди Изабелла заговорила с вопросом в глазах:
— Похоже, вам уже приходилось слушать баллады, сэр Ричард. Вы рассуждаете с таким знанием дела.
Я отмахнулся.
— Да какое там знание! У нас обычно группы атлетических музыкантов бьют в бубен на свадьбах, юбилеях и других праздниках. И вообще я знаю, что коров ведут на бойню под музыку Моцарта… это музыкант из наших земель, а мужчин под звуки национального гимна. В смысле героических песен. Ибо для чего рождаются мужчины, как не для битв и славной гибели?.. Вот-вот.
Дженифер смотрела на меня с отвращением.
— Вы хоть сами понимаете, что нагородили?
— Нет, — признался я честно. — А зачем? Это же светская беседа, как я понял? Во-вторых, я разговариваю с женщинами… вроде бы. Вы так мило щебечете, так мило щебечете, все щебечете, щебечете… Я в восторге от вашего голоса. Меццо-сопрано?.. Нет? Давайте угадаю со второй попытки — контральто?
Она фыркнула и, не отвечая, взяла Даниэллу и леди Бабетту под руки, почти силой оттащила их к краю веранды, полностью игнорируя грубого хама.
Леди Изабелла матерински улыбнулась детской выходке дочери.
— Она еще ребенок. А вы совсем не понимаете мою Дженифер, сэр Ричард!
— Мужчины, — объяснил я доверительно, — только делают вид, что не понимают женщин. Это обходится дешевле.