Возникает вопрос, насколько выгоден был для Леопольда Вюрцбургский договор. Нефинансовые его условия, открывающие большие перспективы в будущем, остались невыполненными, а денежная доля получилась, по крайней мере, на 20000 марок меньше, чем ожидалось. Источники, которые опираются на факты, действительно имевшие в то время место, приписывают денежному выкупу Ричарда определенную роль в расширении Вены, основании там Нового города, закладке укреплений Эннса и Хайнбурга и стабилизации венского пфеннига. Для года с небольшим, который в лучшем случае оставался в распоряжении Леопольда, это была бы слишком широкомасштабная программа. Но что-то из названного было определенно сделано, так как до своей смерти он все же успел потратить определенную часть суммы. Если же мы попытаемся представить себе сумму, которую в итоге Ричард выплатил императору, вновь вспоминается доля Леопольда. Но при этом сейчас уже установлены два факта: совершенно невероятно, чтобы Леопольд, позиция которого не могла укрепиться после Вюрцбурга, повысил бы свои требования сверх 50000 марок, а от императора он мог получить лишь 30000 марок, и лишь в том случае, если бы тот, несмотря на ожидавшиеся от Ричарда еще большие суммы, сразу же и сполна расплатился бы с Леопольдом. Здесь появляется элемент неуверенности: нам неизвестно, насколько пунктуально расплачивался император, и все свидетельства источников о полученной Леопольдом выгоде в итоге лишены достоверности. Не вызывает сомнения лишь то, что он не мог получить от Ричарда непосредственно ничего, что было бы достойно упоминания, иначе в сделанных расчетах доля императора оказалась бы слишком мала.
И все же финансовую выгоду Бабенберги могли получить, хотя бы она даже была меньше ожидаемой, и пока Ричард был жив, она оставалась бы ненадежной. Собственно говоря, совершив авантюру Леопольд вышел за пределы своих возможностей, так как чего папа не рискнул бы без опасения последствий предпринять по отношению к императору, то могло быть легко и в любое время осуществлено по отношению к какому-то австрийскому герцогу: отлучение и интердикт. Интердикт, распространявшийся на всю страну, при котором, помимо всего прочего, запрещалось производить обрядовые захоронения, представлял настолько сильное средство воздействия, что против него невозможно было долго устоять. С такой перспективой Австрия вновь столкнулась в 1198 году. Сразу после избрания нового папы, Иннокентия III, Ричард обратился к нему с просьбой посодействовать в вопросе возвращения уплаченных в качестве выкупа денег. В отношении австрийской доли папа обещал немедленно удовлетворить его просьбу, и 30 мая 1198 года он направил герцогу Фридриху послание, в котором под угрозой церковных санкций приказывал тому вернуть уплаченный Ричардом выкуп. Но поскольку незадолго до этого по дороге из крестового похода Фридрих скончался, послание это до адресата не дошло. Нет ни малейших оснований предполагать, что Ричард отказался бы от своего требования в пользу брата Фридриха, Леопольда VI, но из-за смены власти в Австрии случилась задержка, а через год не стало и самого Ричарда. Ему удалось держать Леопольда в узде, использовав его амбиции для собственной безопасности.
МЕЖДУ ШПЕЙЕРОМ И ВОРМСОМ
Второй этап плена Ричарда, длившийся с Вербного воскресенья, 21 марта, до 29 июня 1193 года, то есть от рейхстага в Шпейере до рейхстага в Вормсе, является наиболее насыщенным событиями и документированным периодом его пребывания в Германии. 21 марта состоялись первые переговоры между Ричардом и императором, они велись через посредника и закончились неудачей. Ричард отказывается удовлетворить требования императора, даже если это будет стоить ему жизни, как сообщает Говден. На следующий день, в понедельник страстной недели, Шпейер становится свидетелем торжественного въезда Ричарда в город. Собрание князей становится верховным судом, перед которым император обвиняет Ричарда в различных преступлениях. Тягчайшими среди пунктов обвинения были соучастие в убийстве Конрада Монферратского и предательства в Святой Земле; впрочем, оба эти деликта император упомянул в своем письме к Филиппу.
Однако собрание князей в Шпейере никак нельзя было назвать представительным. К сожалению, список свидетелей документа, составленного 23 марта, в высшей степени скуден, а составленный на праздник Пасхи и вовсе заставляет думать скорее о семейной встрече дома Гогенштауфенов, в которой помимо нескольких князей церкви, преимущественно из ближайших окрестностей, участвовали только графы и государственные высшие чиновники. И ничего удивительного, поскольку влиятельные князья в ту пору находились в оппозиции к императору. Высоким рангом из присутствующих, если не считать двух Конрадов — пфальцграфа Рейнского, дяди Генриха, и герцога Швабского, — могли похвастаться разве что Отто, пфальцграф Бургундский, еще один брат Генриха, архиепископ Трира и епископы Шпейера, Ворсма, Пассау, Фрайзинга и Цайеца, а также Леопольд Австрийский. Любопытно отметить участие старшего пастора Кельна Адольфа, который в последующие шесть месяцев станет архиепископом Кельна и одним из самых решительных сторонников Ричарда.
Являлся ли подобный состав судей столь же компетентным для вынесения приговора как и любой другой? Во всяком случае, как мы уже видели, Леопольд поставил условия передачи Ричарда, и, если некоторые выдвинутые императором к последнему требования еще могли рассматриваться в качестве меры наказания по вынесенному приговору, то о других такого не скажешь, так что Ричарду, но и в не меньшей степени его стране, которой предстояло собирать деньги, должны были быть предъявлены побудительные мотивы к исполнению обязательств. Если обвинительный приговор и был запланирован, то, надо признать, что Генрих VI не знал, как провести соответствующий процесс. Напротив, этот рейхстаг предоставил Ричарду возможность блистательно оправдаться. Не только английские хронисты свидетельствуют об истинно королевской манере держать себя, продемонстрированной Ричардом, но и придворный поэт Филиппа Гийом Бретонский рисует в своих Philippidos весьма импозантную картину поведения Ричарда в Шпейере. Словно он находился в тронном зале Линкольна или Канн и произносил тронную речь. «Cordo leonino»[138] умел защищаться и готов был вызвать на единоборство любого, кто бы осмелился упрекнуть его в предательстве, — подробность, о которой сообщает также Петр Эбулоский в панегирике, посвященном Генриху VI. При этом мы узнаем, что, предъявляя красноречивые аргументы в свою защиту, он не переходит границ расчетливой скромности. В конце своей речи он склоняется или преклоняет колено, и среди воцарившей в зале тишины Генрих VJ вдруг чувствует, что ему не остается ничего иного, как скрепить поцелуем их примирение. Все обвинения сняты и больше никогда о них не было речи.