Щедрость на самом деле выполняет множество функций: экономическую, политическую, религиозную, социальную и идеологическую. Нас интересует только последняя. В обществе, где отныне валюта в полном обиходе и становится как никогда необходимой, она позволяет некоторым группам рыцарей осознать свою взаимосвязанность, не классовую (так как рыцарство, как мы видели, не является социальным классом), а как ордена, или, точнее, профессионального сообщества9[905]. Короли и принцы нуждаются в рыцарях, чтобы установить, подтвердить и укрепить свою власть; рыцари нуждаются в королях и принцах, чтобы зарабатывать на жизнь своей профессией, ведь они не воспитывают, не торгуют, не производят богатства, а только потребляют. В действительности, и те и другие, каждый в своем статусе, живут как хищники, с добычи, отобранной у врагов в случае победы в военное время, с плодов труда земледельцев в мирное время, обходя окольными путями налоги, установленные государством, или незаконным взиманием денег, осуществляемым власть имущими, в частности королями и принцами, так как в ХИ веке начинает образовываться административный государственный уклад. Хвала идеала щедрости, порицание накопительства и высокомерное презрение к деньгам могут быть также выражением отчаяния наиболее уязвимой части воинов феодального общества, но что более вероятно, отражением формирующейся аристократической и знатной идеологии, собирающей вокруг правителей и королей тех, кто живет своим военным ремеслом10[906]. Во многих литературных произведениях второй половины ХИ века, в романах Кретьена де Труа «Айоль» или «Партонопё из Блуа», можно найти возрастающее открытое проявление этой рыцарской идеологии, противостоящей интересам простого народа11[907].
Эта идеология выражена еще ярче, чем ранее у поэтов и романистов королевства Франции, и тем самым она противопоставлена растущей политической и экономической роли, которую играют буржуазия и буржуа подле Людовика VII и Филиппа Августа. Можно подумать, что произведения, которые выражают эту аристократическую идеологию и связывают с двором короля Артура совершенное воплощение этого идеала, могли также пытаться повлиять в этом смысле на двор Плантагенетов. Принятие этого идеала двором служило его политическим интересам, вовлекающим в свое дело аристократию и рыцарство против Филиппа Августа, считавшегося королем бюргеров, предающим интересы и идеалы рыцарства. Этот тезис был выдвинут Эриком Кехлером и Жоржем Дюби, под которой я тоже частично подписываюсь, с многочисленными нюансами, так как не все произведения могут подойти под эту схему, однако многие из них это подтверждают, особенно многотомные произведения.
Повлияли ли эти произведения на поведение Ричарда Львиное Сердце? Учитывая отношения, существующие между домом Плантагенетов и авторами этих многотомных произведений, не приходится сомневаться. Вас, например, или Бенедикт де Сант-Мор открыто прославляют щедрость, достойную подражания, предков Ричарда, герцогов Нормандии, в частности герцога Ричарда, который был великодушным по отношению к своим баронам, кормя (то есть воспитывая и растя при своем дворе) их сыновей и часто посвящая их в рыцари, хорошо вознаграждая и преподнося им щедрые дары. Этот хвалебный портрет усилен еще портретом, абсолютно отрицательным, Рауля Торта, его противника, который взимал деньги со всех и со всего, платя мало домашней прислуге, плохо вознаграждая своих рыцарей, и никогда не давал им ни на денье больше, чем было их жалованье12[908]. Согласно Васу, Ричард II мудро берег свои щедроты только для «благородных рыцарей», которые каждый день получали дары и сукно13[909]. Бертран де Борн, поэт и рыцарь, через несколько лет толкает сеньоров своего времени на военные действия, так как они заставят даже самых алчных раскошелиться для рыцарей14[910]. Можно считать, что эта идеология нашла свое выражение одновременно в литературе и в реальности, одна и другая принадлежали к одному мировоззрению, служили взаимной моделью, усиливаясь и поддерживая друг друга на этом пути.
Щедрость Ричарда
905
9 Этот важный нюанс см. у Batany, J., Le vocabulaire de cetegories sociales chez les moralistes francais vers 1200, Paris, 1973, 59-72.
906
10 Batany J. Du bellator au chevalier dans le schema des trois ordres // Actes du lOle congres national des societes savantes. Lille, 1976. Paris. 1978. P. 23-34.
907
11 См. эту точку зрения о Кретьене Flori J. La notion de chevalerie dans les romans de Chretien de Troyes // Romania, 114, 1996, 3-4. P. 289-315 ; о Эоле Spencer R. H. Le rfile de l’argent dans Aiol, Charlemgne et Гёрорёе romane // Actes du Vile congres international de la Societe Rencesvals, Liege, 28 aout-4 sept. 1976. Paris, 1978. P. 653-660; Flori J. Sdmantique et ideologie; un cas exemplaire: les adjectifs dans Aiol // Essor et fortune de la chanson de geste dans l'Europe et dans l'Orient latin,(dictes du 9e congres international de la societe Rencesvals). Modena, 1984. P. 55-68; Flori J. L'ideologie aristocratique dans Aiol // Cahiers de civilisation rmedievale, 27, 1984. P. 359365. О Partonopeu de Blois и большинстве других романов ричардовской эпохи см. Flori J. Noblesse, chevale rie et ideologie aristocratique en France d'oil (XIe-XIIIe siecle). Renovacien intelectual del Occidente europeo, siglo XII (XXIV Semana de Estudios Medievales. Estella, 14 a 18 dejulio de 1997). Pampelune, 1998. P. 349-382.
908
12 О щедрости герцога Ричарда см. Benoit de Sainte-Maure, La chronique des dues de Normandie par Benoit / Ed. Carin Fahlin, Uppsala, 1951-1954, v. 19566, 19644, 24729. О похвале щедрости Робера Норманского см. Batany J. Les trois bienfaits du due Robert: un modele historiographique du prince evergete au ХПе siecle // R. Chevalier (ed). Colloque Histoire et Historiographic «Clio». Paris, 1980. P. 263-272.