— Мой повелитель, двадцать пять летописцев в данный миг скрипят перьями, описывая сей великий час торжества ислама.
— Рано торжествовать, — почти простонал Саладин, бросив быстрый взгляд на своего верного визиря.
Медленно тянулись тягостные минуты ожидания. Туча, насевшая на солнце, так и замерла на одном месте, и после недавней жары стало даже прохладно. Время шло, и время замерло, и все словно провалилось куда-то, где нет времени вовсе. Наконец, не выдержав, султан приказал Музгару Али:
— Ступай туда и посмотри, что там происходит.
Визирь быстрым шагом отправился исполнять поручение и исчез в глубине Храма. Казалось, он тоже пропадет навеки, но вскоре его фигура в белых одеяниях, украшенных золотыми узорами, появилась в дверях.
— Повелитель, — обратился Музгар Али к султану, — они сидят там в полной темноте и ждут, но никакого пламени до сих пор нет и, по-видимому, не предвидится.
— Я так и знал, — усмехнулся Саладин. — Этого и следовало ожидать. Ступай к ним снова и скажи…
Но Саладин не договорил, ибо в сей миг он услышал треск, от которого всем показалось, будто у них лопается грудная клетка. В следующий миг Микал одним из первых увидел в стене образовавшуюся трещину, в которой мерцали какие-то искры. Еще мгновение, и искры разгорелись ярким лиловым пламенем, рвущимся прямо из трещины. Патриарх, стоящий ближе всех к Святому Огню, возжег от него пучок свечей и протянул его своему окружению, и в руках у всех зажигались свечи и пучки соломы. Святой Огонь распространялся быстро и непобедимо, а удивленные стражники послушно передавали зажженные пучки свечей и соломы толпе паломников, восторженно ревущей и рыдающей теперь уже на радостях. Микал вместе со всеми остальными окунал в Огонь лицо, умывался неземным пламенем, и борода его не загоралась от соприкосновения с чудодейственным Огнем, ресницы и брови не опалялись. Больные и калеки проводили Огнем по своим ранам и увечьям, и многие утверждали, что им становится легче.
Кто-то передал пучок свечей, горящих Святым Огнем, Музгару Али, и тот молча, в полной растерянности, протянул их своему государю. Саладин трясущимися руками принял их из рук визиря и поднес это пламенеющее чудо к своему лицу, окунул лицо в Святой Огонь и некоторое время держал его в нем. Затем он отшатнулся и поспешил вернуть горящие свечи Музгару Али. Тот в неописуемом трепете принялся тоже умываться Святым Огнем к величайшему изумлению визиря Мирое Шаро, только что вышедшего из дверей Храма.
— Велик и силен Господь Бог назорейский! — воскликнул в восторге Музгар Али. — Отныне и я — христианин! Мой повелитель! Великий Салах-ад-Дин аль-Аюб! Отныне мы все станем христианами!
Тотчас сверкнула сталь клинка, голова Музгара Али отделилась от туловища и со стуком упала на камни мостовой. Отбросив в сторону окровавленную саблю, визирь Мирое Шаро подскочил к Саладину и подхватил его под руку, ибо великий султан едва стоял на ногах. Еще двое обступили Саладина и повели его прочь от этого места, где христиане, ликуя, продолжали, как дети, радоваться Святому Огню. Солнце, освободившись из черной тучи, вновь ярко засияло.
— Стало быть, он есть, и он свят, этот Огнь Господень, — задумчиво произнес Ричард, внимательно выслушав рассказ Микала.
— Я никогда в этом не сомневалась, — позволила себе высказывание Беренгария.
— Да, ты у нас непоколебимая христианка, — усмехнулся Ричард. — Чего нельзя сказать обо мне. Послушай, Беранжера! А ведь он идет ко мне!
— Кто, Христос? — спросила королева удивленно.
— Нет, Саладин. Увидев Святой Огнь Господень и услышав свист Дагобера, он теперь пойдет в мою сторону, как я недавно шел в его. Я хотел перейти в мусульманство, а он теперь, мне кажется, подумывает, а не перейти ли ему в нашу веру.
— Это мечты, милый!
— Возможно… Эй! Я никуда не уплываю. Я остаюсь в Святой Земле, и мы скоро пойдем на Иерусалим. Объявите всем мое решение. Ну что ты смотришь на меня, Меркадье? Думаешь: «Опять он за свое! То скажет „да“, то скажет „нет“!» Так?
— Если честно, ваше величество… — улыбнулся Меркадье.
— А знаешь, как будет по-арабски Уино?
— Как?
— Наамла.
— Красиво, — сказала Беренгария. — Можно, я иногда буду называть тебя так?
— Можно. А как ты думаешь, есть ли у Саладина свисток Мансура или Гаруна аль-Рашида?
Глава тридцать вторая
ЖАЛО АССАСИНОВ
Весть о том, что Ричард опять передумал возвращаться в свои владения, мигом распространилась повсюду. Одни радовались, другие усмехались, припоминая прежний синьяль короля Англии, в котором «да» боролось и уживалось с «нет». Сам Ричард относился к радующейся части крестоносного воинства. Перемену решения он объяснил вождям похода тем, что Саладин стал утеснять христиан, а этого нельзя терпеть и нужно срочно начинать подготовку к новому походу на Иерусалим. Он пребывал в чудесном настроении, жил с Беренгарией в замке Кафарлет и до того преуспел в изучении арабского, что даже сочинил несколько кансон на этом языке, посвященных своей возлюбленной жене.