— Скажу честно, не рад. Я любил своего врага. И он любил меня. Без Саладина в мире станет гораздо скучнее. Это был великий человек. Чему же тут радоваться?
— Хотя бы тому, что теперь крестоносцам станет гораздо легче дышать в Святой Земле и, быть может, новые вожди в ближайшем времени возьмут Иерусалим.
— Уж не вы ли с герцогом Леопольдом? — усмехнулся Ричард довольно оскорбительной усмешкой.
— Почему бы и нет? — горделиво вскинул брови молодой император. — Мы не станем совершать ваших ошибок.
— Осторожнее пересекайте мелкие речушки, — продолжал издеваться Ричард. — И когда будете их переезжать, снимайте с себя все доспехи. А вообще я советую вам не завоевывать Святой Град, а подкопить побольше денег и выкупить его у Алафдаля. Торговля у вас получается лучше, чем война.
— У Алафдаля?
— Ну да. Полагаю, он наследовал трон своего отца.
— Да, кажется, нового султана зовут Алафдаль. А знаете, эн Ришар, как именуют вас ваш брат и король Франции?
— Должно быть, как-нибудь очень ласково, — пожал плечами Ричард.
— Очень! Очень ласково! — расхохотался Генрих. — Они называют вас чертом.
— Чертом?
— Именно. Так и говорят: «Надобно не выпускать черта из плена».
— Бедняга Филу! Вкус стал явно ему отказывать. Жан-то всегда был недоумком, а вот Филипп-Огюст некогда считался одним из остроумнейших людей в pax francorum. Стало быть, я черт. А они, можно подумать, ангелы. Дайте мне только волю!.. Ваше императорское величество! Известно ли вам, что Церковь наказывает за притеснения и обиды, причиняемые крестоносцу? Знает ли Папа Целестин о моем бедственном положении?
— Знает. Он знает, что ваше положение отнюдь не бедственное, что вас превосходно содержат, выполняют любые ваши приказания, ни в чем не отказывают.
— Я крестоносец! Я громил врагов христианской веры силой своего оружия. Я отвоевал все побережье от Сен-Жан-д’Акра до Аскалона… И меня за это держат в клетке, как попугая!
— Аскалон срыт до основания благодаря вашей позорной договоренности с Саладином, — хмуро отвечал император. — Вы дважды загубили поход на Иерусалим. Поход, который не мог не быть удачным… Впрочем, не будем сейчас об этом. Суд выяснит, каковы были истинные ваши действия в Святой Земле.
— Что-о-о-о?!! Су-у-уд?!! — воскликнул Ричард, вне себя от гнева.
— Да, суд, ваше величество, — ответил Генрих. — Здесь, в Шпайере, готовится суд над вами, и вам придется отвечать за ваши поступки пред лицом императора Священной Римской империи и высших сановников Церкви.
— Что, и сам Папа Целестин прибудет?
— Не исключено. Вопрос о ваших пагубных деяниях имеет огромное значение. Я докажу, что вы, именно вы, король Англии, несете полный груз вины за то, что Гроб Господень до сих пор находится в руках у врагов Христа.
— Попробуйте докажите, — уныло откликнулся король Англии. — Позвольте мне теперь отправиться в место моего узилища.
Суд и впрямь вскоре состоялся. Там же, в Шпайере. Сначала сын доблестного Барбароссы выдвинул против Ричарда весь перечень обвинений, многие из которых были просто чудовищными. Среди них самыми головокружительными были обвинения в том, что Ричард покушался на жизнь короля Франции, из-за чего тот вынужден был оставить Святую Землю, что он готовился принять мусульманство, ради чего учил арабский и беспрестанно общался с братьями Саладина, что он вошел в вероотступнический сговор с ассасинами и их руками уничтожил Конрада Монферратского, дабы на его место поставить своего племянника. Кроме того, Ричарду ставилось в вину неумелое ведение военных действий, два неудавшихся похода на Иерусалим, чрезмерное увлечение вином, трата походных денег на увеселения, устройство рыцарских турниров и многое другое, уже по мелочам. Судьи рассчитывали на вспыльчивость короля Англии, на то, что, выслушав обвинения, он загорится гневом и не сможет трезво ответить на все, что ему предъявлялось. Но они ошиблись. Ричард выслушал все спокойно, не выдав даже ни единого возмущенного восклицания. Мало того, он встал и начал свою ответную речь с таких слов:
— Любя и уважая государя императора, блистательного Генриха Штауфена, а также всех вас, собравшихся, чтобы установить столь необходимую истину, я понимаю, что выдвинутые против меня обвинения рождены не только ложными слухами, но и той глубочайшей досадой христианского мира по поводу того, что Гроб Господень по-прежнему находится в руках у нехристей, равно как и Крест. Но все же мне хотелось бы позволить себе подробно поведать благороднейшему собранию обо всем, что происходило со мной с того момента, как я покинул родину и отправился к берегам Леванта.