Сейчас, подъезжая к широченному, уже гнилому пню, Ричард вспоминал, каким грохотом и треском сопровождалось падение великого жизорского вяза. Цепляясь за свою жизнь, Ормус — таково было у вяза имя — лишил жизни нескольких славных рыцарей, которые в пылу сражения не заметили падающего на них исполина. Но такое древо и не могло уйти без жертв. Зато как было весело! Теперь, вспоминая тот радостный день, Ричард не испытывал никакой злобы по отношению к королю Франции и, когда они съехались, обратился к побежденному врагу доброжелательным голосом:
— Здравствуй, Филу! Вот мы опять здесь, у жизорского вяза. Точнее, у его пня. Помнишь, как мы срубили этого Ормуса?
— Да, — отвечал Филипп, — а теперь ты срубил меня, Уино.
— На войне как на войне, Филу. Но ведь ты знал, что когда-нибудь я разгромлю тебя, когда начинал воевать со мной? Или ты надеялся управиться до того, как я возвращусь из Святой Земли? Напрасно. Я великий государь, а величие государя заключается прежде всего в том, что у него надежные люди, и когда монарх отсутствует в своих владениях, их, эти владения, есть кому защитить без него.
— Каковы будут ваши условия, король Англии? — спросил Филипп-Август мрачно. — Графство Блуа? Герцогство Бурбон? Пикардия? Фландрия? Быть может, графство Вермандуа?
— Нет, — покачал головой Ричард, — Оставь все перечисленное себе. Мне не нужны твои земли. Их у тебя и без того раз в пять меньше, чем у меня.
— Что же тогда? Деньги?
— Денег можно было бы содрать с тебя. Не бойся, я возьму меньше, чем тот выкуп, который был уплачен за мое освобождение императору Генриху. Брать с тебя какие-либо клятвы бесполезно, ибо ты законченный клятвопреступник. Что же мне еще взять? Пожалуй, заберу у тебя этот пень. Пусть он отныне принадлежит мне на память о моей блистательной победе.
— Можешь забрать себе и Жизор, который ты подарил мне во время крестового похода.
— Нет, Филу, Жизор мне не нужен. Поганое место. Оставь его себе.
Закончив войну с Францией и восстановив границы своих владений, Ричард отправился в обитель Фонтевро навестить свою мать Элеонору. Она была страшно рада видеть его и хвасталась тем, что наконец-то стала христианкой. Она, всю жизнь уклонявшаяся от совершения таинств святого причастия, на склоне лет все же обратилась душой к Господу.
— Ты помнишь мамушку Шарлотту? — спросил ее Ричард.
— Это была твоя воспитательница в детстве, так? — стала припоминать Элеонора.
— Да, так.
— А почему ты о ней вспомнил?
— Однажды я спросил у нее: «А почему моя мама никогда не ходит к святому причастию?»
— И что же она тебе ответила?
— Она сказала так: «Потому что ваша матушка, светозарная королева Элеонора, на самом деле птица, а птички — создания Божии, им причащаться и не полагается, они и так при Боге живут. Вот как-то раз ваш батюшка, доблестный король Анри, топнул ножкой и говорит: „Немедленно причастите ее насильно!“ А она тут обернулась в свое птичье обличье, взяла всех своих детушек под крылья, да и вылетела в окошко».
— Милая Шарлотта! — рассмеялась Элеонора. — Жива ли она?
— Нет, я узнавал, она умерла, когда я был в Святой Земле.
— Вот как… Жаль ее… А ты представляешь, Бернар де Вентадорн — помнишь его? — тоже стал монахом, он поселился неподалеку отсюда в одной мужской обители.
— Он, кажется, когда-то был твоим любовником?
— Конечно! А кто не был моим любовником? Все были. Увы, твоя мамочка не была в молодости созданием Божиим, как обо мне говорила мамушка Шарлотта. Ах, Бернар! Какой же он был ветреник! Ты не замечал никогда, что все Бернары почему-то ветреники?
— Но был ведь и Бернар Клервоский.
— Ах, оставь! Это тоже был, знаешь ли… Не будем о нем. Все-таки он как-никак, а святой. Ты знаешь, тут у меня гостил один священник из Нельи, по имени Фульк. Он проповедует покаяние.
— Все священники проповедуют покаяние, мама.
— Этот особенно. Он сам провел весьма бурную молодость, а ныне обратился ко Господу. Вот бы тебе послушать его. Кстати, он намеревается стать новым Пьером Эрмитом [149] и вести за собой толпы в новый крестовый поход. Почему бы тебе не повидаться с этим Фульком, а, рыжик?
Разговоры о новом крестовом походе не утихали. Ричард не хотел идти в Святую Землю и ждал исполнения трех лет, трех месяцев и трех дней со дня подписания его договора с Саладином, хотя Саладина уже не было в живых. К тому же как он мог отправляться в новый поход, если король Франции намеревался снова воевать против Англии? Тем временем император Генрих уже собирал и вооружал сильное войско пилигримов. Генриху удалось сдержать натиск герцога Баварского и Саксонского, а вскоре, после странных смертей наследников Танкреда Лечче, последовавших одна за другой, императору досталась и корона Сицилии, которую он торжественно получил на кафедральном соборе в Палермо. Англия, Франция и Испания признали верховенство императора Священной Римской империи. Вскоре на Кипре скончался бывший король Иерусалима Гюи де Лузиньян. Наследовавший ему младший брат Амальрик тотчас принес ленную присягу императору, Кипр стал частью империи и римско-католическим епископством.
149
…намеревался стать новым Пьером Эрмитом… — Пьер Эрмит — монах-отшельник, один из вдохновителей Первого крестового похода.